И вот я в Москве. Прямо с вокзала к Тевосяну, домой заехал только за тем, чтобы оставить чемодан. У Тевосяна в кабинете уже находился профессор Григорович.
— Что там случилось? — спросил Тевосян. — Рассказывай все подробно. Вечером нас обещал вызвать Серго.
Я подробно стал излагать, как изменилась в последнее время на заводе обстановка. Об арестах и обысках у практикантов, о прекращении допуска наших специалистов в некоторые цеха завода, об увеличении количества японских военных заказов, об увеличении производства сталей военного назначения.
— Вне всякого сомнения, представители Круппа поставят вопрос о разрыве соглашения, — закончил я свое сообщение.
— Не думаю, чтобы это было так, — сказал Тевосян.
Григорович присоединился к его мнению.
— Они заинтересованы в договоре больше, чем мы, — объяснил свои соображения Тевосян. — Все основные сведения по производству качественной стали мы уже получили. На заводе практику прошли более двухсот наших специалистов, а платить по договору нам предстоит еще много. Они не дураки, чтобы отказаться от денег. Я думаю, что они хотят еще что-то у нас выторговать. Ну, завтра, во всяком случае, все будет ясно.
Во втором часу ночи нас с Тевосяном пригласили к Серго. Когда мы уже были в приемной, из кабинета Орджоникидзе стал выходить народ. У него, видимо, только что закончилось совещание.
Начальник Секретариата Семушкин, обращаясь к Тевосяну, сказал:
— Заходите, он ждет вас.
Мы вошли. Серго поднялся нам навстречу. У него был вид сильно уставшего человека. Он поздоровался с нами, потом положил руку мне на плечо и спросил:
— Ну что, выгоняют?
— Да, выходит, что так, товарищ Серго.
— А вы не уходите. Нам нельзя еще уходить. Учиться надо. Многому еще надо учиться… Узнайте, чего они хотят. Если денег — можно денег добавить. Заказы новые хотят — дадим новые заказы. А уходить нам рано… Так что поговорите с ними, осторожно выясните, чего они хотят. Вот только, если вас Гитлер не желает больше терпеть — ну, тогда я уже ничего не смогу поделать.
Мы ушли от Орджоникидзе, получив исчерпывающие указания.
На следующее утро в Москву прибыли два представителя фирмы «Крупп»: заведующий русским отделом доктор Эмке и главный юрисконсульт завода доктор Шу.
Ребенок должен сегодня умереть
С советской стороны в переговорах участвовали трое — Тевосян, Григорович и я.
Доктор Шу, имевший большой опыт в ведении переговоров, сразу же взял быка за рога.
— Тот ребенок, который родился пять лет тому назад, сегодня должен умереть. Мы прибыли в Москву с поручением договориться о ликвидации нашего соглашения.
После этой тирады о ребенке Тевосян как-то замялся.
— А на основании чего вы все-таки пришли к необходимости порвать соглашение?
— Видите ли, — начал доктор Шу, — когда подписывался договор, мы рассчитывали на получение солидных заказов, но этого не получилось.
— Можно вопрос о заказах обсудить. Мы могли бы предложить вам новые, солидные заказы.
Шу замолчал.
«Неужели они все же хотят с нас за техническую помощь сорвать еще что-то? — подумал я. — Мы и так платим много».
— Договор был заключен пять лет назад в долларах, как вы знаете, — снова начал Шу, — тогда курс доллара был в два раза выше. Сейчас доллар упал.
— Что же, вы хотите получить какую-то компенсацию? У вас есть какие-то конкретные предложения?
— Нет, у меня предложений нет, — устало и как-то безразлично ответил Шу.
— Может быть, тогда подумаете и этот вопрос мы обсудим завтра, если конечно, вы готовы будете к такому обсуждению.
— Ну что же, можно переговоры на сегодня прервать и встретиться завтра, если вы этого желаете, — сказал Шу.
Мы распрощались и проводили представителей Круппа.
— Все-таки, по-видимому, у них нет твердого намерения разрывать соглашение. Они просто хотят оказать на нас давление, — сказал Тевосян, когда немцы ушли. — Завтра они, вероятно, дадут какие-то предложения. Придется, вероятно, пойти на некоторую компенсацию в связи с падением доллара. Хотя для этого и нет оснований. Валюты всех стран мира упали. По новым заказам легче будет договориться. Нам сейчас так много всего требуется. Никак не можем сами со всем справиться. Можно будет обсудить, что они могли бы взять на себя, но я не представляю, с кем можно было бы вести переговоры на эту тему. Доктор Эмке в состоянии обсуждать такие вопросы?
— Думаю, что нет. У него совсем другая область. Непосредственно вопросами производства он на заводе не занимается.
Наутро новая встреча. Только сели за стол, Шу вновь повторил свое предложение о необходимости прекратить действие соглашения.
— Непреодолимые силы вынуждают нас это сделать, — сказал он. И, как бы поясняя, добавил: — Раньше нити из Берлина шли в Москву, теперь они расходятся по другим центрам. Это типичный случай форсмажора. Давайте разойдемся по-хорошему, — предложил он.
— Но какие же вы выдвигаете формальные причины для разрыва соглашения? — задал вопрос Тевосян.
— Фактические я вам изложил, а формальные, если вы дело передадите в арбитраж, мы найдем. Сейчас я не намерен обсуждать это. И для заключения соглашения и для его разрыва всегда можно найти основания, — добавил Шу.
Да, видимо, сохранить соглашение не удастся. Нити разрывались. Мы холодно распрощались. Доктор Шу и доктор Эмке на следующий день выехали в Германию.
Через день выехал и я. Надо было ликвидировать все свои дела в Эссене.
Но на этом моя деятельность в Германии не прекратилась. Меня задержали в Берлине. Необходимо было временно исполнять обязанности уполномоченного Наркомтяжпрома по Германии. В эти годы из-за обилия заказов, размещенных на немецких заводах и большого количества разного рода соглашений о технической помощи, потребовалось организовать представительство для руководства всей этой сложной деятельностью.
В августе я перебрался в Берлин. В Берлине у Советского Союза было несколько своих домов, в том числе дом на Гайсбергштрассе. Там я и поселился.
Условия жизни и работы все усложнялись. Власти стали чинить разного рода препятствия, а штурмовики создавали многочисленные конфликты. Объем заказов стал сокращаться, хотя многие фирмы и хотели сохранить установившиеся торговые связи.
Переговоры о заключении нового торгового соглашения затягивались. Они велись в Москве, и нам, находящимся в Берлине, не были известны все перипетии.
Огромный аппарат торгового представительства фактически бездействовал. У приемщиков не было работы. Старых заказов оставалось мало, новые не поступали. Многие сотрудники стали собираться домой. Разговоров о доме: Москве и ее жизни стало больше. В это время на экранах Советского Союза появился новый фильм «Чапаев». Восторженные отзывы о фильме мы не только читали в газетах, но и слышали от приезжавших из Москвы в Берлин. Все горели желанием посмотреть его.
