Предоставляя себе говорить о северных сияниях с большей подробностью, скажу здесь только одно, каким образом объясняют их здешние жители. Морскими ветрами разведенное волнение, говорят они, бьет сильно в ледяные горы; отразившиеся от них брызги, раздробляясь в воздухе, преломляют яркий цвет огромных льдин и представляются нам в виде светлых столпов, или сполохов. Такое темное понятие о северном сиянии можно уподобить несвязным рассказам о каком-нибудь происшествии, где сохранились одни названия действующих лиц, ибо весьма вероятно, что льды и воды имеют участие в произведении северного сияния.
Декабря 2-го, к всеобщему удивлению, прибыла вода, гонимая северо-западными и западными ветрами с моря в Колыму с такой силой, что принудила реку течь вверх, с быстротой, против которой не удержались сети, спущенные жителями в проруби для ловли рыбы; на льду сделались широкие трещины, и вода выступила из берегов. С морской водой прибыла в реку рыба, подкрепившая надежду нашу на изобилие осеннего промысла.
Декабря 31-го обрадовало нас совершенно неожиданное появление известного английского пешехода, капитана Кокрена, которого любопытство привело даже сюда[138]. Ограниченные только собственным нашим обществом и совершенно отделенные от просвещенного мира, мы весьма обрадовались такому приятному приращению малого нашего круга. Мы встретили Новый год при порядочном морозе, 37° по Реомюру. Полуденное солнце, долженствовавшее появиться на горизонте еще 28-го декабря, скрывалось еще за снежными и ледяными горами, окружающими вдали низменные болота колымские; серый туман стлался над низким кустарником бедной тундры; небо покрывалось белизной. С 3-го на 4-го января мороз возвышался до 39°, а 5-го числа в продолжение 24-х часов термометр показывал 40° по Реомюру. Дыхание захватывало; лед в окнах растрескался. В избе моей беспрестанно пылал огонь, но невзирая на то в ней было так холодно, что я вынужден был сидеть в шубе и теплых сапогах, и когда писал, то чернила мои отогревались в горячей воде.
Действие горизонтальной рефракции произвело род фата-морганы: горы, лежащие к югу, казались нам в разных искаженных видах висящими на воздухе; дальнейшие горы представлялись с опрокинутыми вниз вершинами; река сузилась: противолежащий берег казался находившимся почти у наших изб.
Жестокие морозы препятствовали обыкновенной ловле подледной рыбы, производимой жителями сетью на устьях Колымы, и потому колымчане начали съезжаться в острог, более и более наполняющийся народом и собаками, дружный лай или вой которых по временам оглашал воздух.
Часто и много говорили нам о прежней здесь веселой жизни, когда рыбный промысел бывал изобильнее и сохатые (лоси) не чуждались берегов Колымы, прозванной сибиряками Золотым дном. Но время беспечных увеселений минуло и здесь; оно осталось единственно в воспоминаниях и песнях. Желая позабавить колымских жителей и дать гостю моему понятие о здешних увеселениях, пригласил я в Крещенье почетных особ на вечеринку, избрав для того один из просторнейших домов, принадлежавший здешнему казаку-скрипачу. Гостиная и вместе с тем зала для танцев, в семь аршин во все стороны, была великолепно освещена рыбьим жиром. Стены и лавки, после долгого времени вымытые, были покрыты кусками пестрой материи, а пол усыпан желтым песком.
Для дам были припасены чай, несколько кусков белого сахара и кедровые орехи; ужин состоял из пирогов, строганины, юколы и мороженого оленьего мозга. В 9 часов явились гости в лучших шубах и нарядах; дамы уселись на лавках и запели народные песни; молодые играли в разные игры и плясали тихо и чинно, как будто на заказ, под странные звуки, извлеченные тяжелыми руками нашего музыкального хозяина, старого промышленника, из треснувшей скрипки, натянутой струнами из крученого шелка и оленьих жил. В 10 часов все разошлись, весьма довольные проведенным вечером.
На следующий день поехали мы осмотреть оставшиеся от Биллингсовой экспедиции суда «Паллас» и «Ясашна», стоящие теперь в лесу, в двух верстах от острога, куда занесены они высокой водой. Члены судов нашли мы еще довольно свежими, хотя почти 50 лет подвержены они непостоянству погод. На возвратном пути осмотрели мы хранящиеся в магазине достопримечательности: мортиры, бомбы и разные орудия для прорубки льда, оставшиеся после лейтенанта Лаптева в 1739 году.
Февраля 2-го прибыл благополучно из Якутска штурман Козьмин с большим транспортом припасов и потребностей разного рода. Сверх того, Козьмин обрадовал нас еще весьма приятным гастрономическим подарком: пудом свежей, мерзлой говядины и молоком и сливками, замороженными в кружках, и таким образом сохраненными в совершенной свежести. Такие припасы, а в особенности молоко, считались здесь величайшей роскошью, и мы рады были, что после столь долгого времени могли полакомиться свежим мясом и чаем со сливками.
Наступало для Нижне-Колымска самое блестящее время: приезд купцов из Якутска, на пути их к Чукотской ярмарке, в Островную крепость на Анюе. Числом до 20-ти, имея каждый отдесяти до сирока навьюченных товарами лошадей, купцы приезжают сюда и сбывают часть своих товаров, для чего стекаются ко времени их приезда окрестные жители со шкурами пушных зверей, приобретенными охотой или меной с алазейскими тунгусами, прикочевывающими ежегодно в исходе января к устьям реки Омолона.
Мена бывает весьма выгодна для русских: за малое количество чаю, табаку и особенно водки выменивают они у тунгусских приятелей годовой промысел пушных зверей, преимущественно песцов, которые в большом изобилии водятся на безлесных тундрах, избираемых тунгусами для кочеванья. Подобного рода торг скоро совершается: страсть тунгусов к горячим напиткам так сильна, что нередко после нескольких глотков отдают они весь запас мехов за стакан водки, а за второй – даже свой последний санаях (т. е. верхнее платье).
Столь легко приобретенные пушные шкуры нижнеколымскими торгашами с великим барышом продаются и промениваются купцам якутским.
В конце торга цены почти всегда удваиваются: фунт чаю стоит тогда обычно до 15 руб., белого сахара 10 руб., осьмина водки 20 руб. Торговые обороты делаются частью на деньги, частью на мену мехами и рыбой в малом количестве. Цены пушных зверей были в нынешнем году следующие:
Якутские купцы пользуются тем, что хотя здесь в обороте мало денег, но жители должны вносить подати наличными деньгами.
Во время ярмарки обычно появляется больше жизни и движения в Нижне-Колымске – за несколько дней улицы становятся уже шумны; множество приезжающих окрестных жителей с целыми стаями собак наполняют дома и конуры. Проводникам нарт много труда содержать порядок между собаками, привыкшими к одиночеству и внезапно окруженными множеством себе подобных, отчего нередко происходят между ними жестокие битвы. Владетели домов подготавливают свои комнаты для принятия приезжих гостей, вставляют новые льдины в окна, выколачивают меха, складывают их в чуланы, подновляют нарты и упряжку, – словом, все ожидает здесь приезда якутских купцов. И вот появляется на горизонте облако пара и, более и более приближаясь, означает путь каравана; всякий, кто только может двигаться, спешит навстречу друзьям и знакомым.
