Привыкнув до этого кататься на одной скорости и тормозить ногой, я, естественно, пробовал все возможные комбинации переключения системы Shimano. «Очко» – 21 скорость, каждую из которой надо апробировать. Я ехал по Моховой улице, счастливый и довольный, щелкал переключателями на руле, уставившись рожей в асфальт. Наблюдал, как цепь порхает с одной звездочки на другую. Движение на Моховой одностороннее. Я двигался как раз в ту сторону, в которую двигаться нельзя. И встретился с «девяткой», которая как раз выезжала из двора, где располагается автосервис. Водила вылез, обнаружил вмятину на крыле у машины. Зашли в автосервис, где покраска была оценена в сто долларов, которые я тут же отдал, поскольку вину свою признал безоговорочно. Только такой персонаж, как я, умудрился сидя на велосипеде «прилипнуть» на деньги.
Я продрочил свою молодость. Стоит это признать. Я не катался на скейте и роликах, не полосовал склоны гор сноубордом, не увлекался серфингом. В мой период teen все это только зарождалось в Рашке. И денег у меня не было на подобные развлечения. Поэтому я завидую белой завистью новому поколению. Особенно тем, кто поместил себе промеж ног BMX.
На углу Моховой и Белинского красуется дом, построенный к чемпионату мира по хоккею. По такому случаю три близлежащих улицы закатали асфальтом за двое суток. Одну из них, улицу Белинского, короткую, как афоризм, перед этим ремонтировали два года. Когда чемпионат уже был на носу, папикам из СМУ, отвечавшим за ремонт проезжих частей, видать, вставили по самые гланды. Жека, который привык объезжать каждую колдобину на улице Пестеля, соединяющую Летний сад и дом Мурузи, приехал в полном недоумении. Дорогие гладкие и ровные, асфальтовый переплет сровнял смертельные для автомобильной подвески зазубрины. Оказывается, все можно успеть за два дня, если начальство в затылок дышит.
Теперь площадка перед зданием, стилизованным под архитектуру позапрошлого века, окантована идеальными улочками и оккупирована юными деятелями со скейтбордами и карликовыми велосипедами класса BMX, на которых они скачут, как тушканчики. Здесь же установлен памятник русскому гомосексуализму – изящный хрупкий мальчик на тумбе, голенький и тоненький. Он перепрыгнул в новый век, о чем непрозрачно намекает надпись, выгравированная внизу. Мальчик как будто только что слинял от императора Тиберия, и тут его настигло проклятие, заставив замереть к Фонтанке передом, к китайскому ресторану задом. Если бы мальчика посадили на велосипед, или клюшку хотя бы вручили (учитывая то, что позади него дом с табличкой «Федерация российского хоккея»), то данный экстерьер выглядел бы более гармонично.
В погожий день здесь копошится молодняк, осваивающий азы экстремального спорта. В городе нашлись люди, решившие продвигать велосипедное безумство в массы. Дети периодически слетают с велосипедов, таранят носами гранитные плиты. Локтевые суставы и коленные чашечки не из титана сделаны, но чем бы дитя ни тешилось, лишь бы к героину не прикасалось. Они устраивают «поп-шлеп», когда стая юрких би-эм-иксеров едет по тротуару и награждает девичьи задницы смачными шлепками. Английский журналист, фамилию которого сглотнула история, писал в 1900 году: «Езда на велосипеде – признак потери человечеством эстетического чувства. Ни один мужчина и ни одна женщина с малейшим проблеском эстетического вкуса ни за что не согласятся принять ту нелепую позу, которая необходима для такой езды!» Воскресить бы его и показать ВМХ.
Потом я купил велосипед фирмы Kona. Жека привез мне из Америки специальные перчатки с обрезанными пальцами, сделанные из чистой кожи.
Я еду. Морось окутывает дома марлей, состоящей из капель. В каналах хрюкают моторы прогулочных катеров. Крутятся диски и педали. Единственное удовлетворение от трехсотлетия СПб я получил субботним утром, когда катился на репетицию и переезжал Дворцовый мост. Машины вымерли, на столбах флажки, менты выстроились вдоль обочины на расстоянии вытянутой руки, одетые в парадную форму. В Неве на время поселились яхты с цветными парусами. Можно смотреть по сторонам, не опасаясь, что сейчас тебя собьет лихой джигит на «шестере».
Когда в Питер наведываются Путин с Бушем, то их мамам и женам икается очень долго, потому что питерские автолюбители поминают их мам и жен с частотой, превышающей частоту поминания родственников пешехода, переходящего дорогу на красный цвет. Это не Москва с шестиполосными магистралями и окружными путями. Питер не готов к принятию на себя столичного статуса. Сантехник Яковлев грозился организовать в городе велосипедные дорожки, которыми испещрена европейская земля, но не осуществил данную затею, более того, не смог бы ее воплотить в жизнь при всем своем губернаторском желании. Здесь машинам-то не развернуться, какие дорожки? Поэтому двухколесные немеханические транспортные средства, приводимые в действие человеческой силой, ютятся у края проезжей части, при этом не испытывая дискомфорта во время приезда президента на свою историческую родину. В этом прелесть велосипедного существования – где хочу, там и еду, минуя все пробки.
Лето проходит, и вопросы о дальнейшей судьбе велотранспорта начинают эрегировать, вставать перед тобой в виде снегопадов и гололеда. Нужна шипованная резина и сидение с подогревом. Я надевал несколько пар трусов, закутывал шею шарфом, и отправлялся на велосипеде в редакцию по обледенелой дороге. Быстро не ездил. Поедешь быстро, въедешь прямиком в деревянную коробочку, которую кладут на глубину от двух до пяти метров, чтобы потом придавить ее сверху куском отполированного камня с надгробной надписью.
Зима нахлобучивает на город шапку тумана, он становится промозглым и агрессивным по отношению к человеку на велосипеде. Приходится подчиняться стихии. Когда двухколесный друг изменил свой цвет, вследствие попадания на него грязи и мокрого снега, я поставил его до весны в комнату-склад и снова стал пешеходом. Велосипед дает тебе право быть более свободным во времени (не стоишь в пробках) и в деньгах (не надо тратиться на бензин). Велосипед дает тебе право просто быть более свободным.
Люди возвращаются в те места, которые были им когда-то дороги, и испытывают чувства, передать которые словами не представляется возможности. Музыкант будет описывать свой первый инструмент, как свою первую женщину. Путешественник расскажет о своем первом вояже со страстью Гомера. Что мне сказать о том, как я зашел в тренажерный зал университета имени М.А. Бонч-Бруевича? Зашел спустя девять лет после того, как попал туда в первый раз. Это пронзительное чувство. Не менее сильное, чем та грусть, что возникает при созерцании памятных мест прошедшей любви. Хотя смешно. Сантименты по поводу старенькой штанги.
