Идём дальше. Страх ничто так не снимает. Те же 100 грамм наркомовские в войну не зря выдавали перед атакой на немчуру. Опять же из моей практики. Идёшь с вьетнамской охраной по партизанской тропе Хо Ши Мина, подходишь к пропасти, дна не видать, а мост курам на смех – бревно бамбуковое. Вьетнамцы-то к такой эквилибристике привычные, а у нас все поджилки трясутся, бледно же выглядеть на фоне сложной международной ситуации совесть партийная не позволяет.
Отходим за куст, якобы по нужде какой, из рюкзачка заплечного достаём (а у нас всегда с собою было), принимаем антистрахин, раз – и на том берегу.
Правда, из снисходительного уважения к неумехам – "лиенсо" (так звучит по-вьетнамски "совок") протягивали для нас какую-нибудь лиану, чтобы было за что, кроме воздуха, держаться. Ну, и на привале, конечно, это средство (не лиана, конечно, а водочка) здорово помогало. Ведь там всё, что мало-мальски шевелится и мяукает
– в пищу идёт. Ну, лягушатинка ещё куда не шло, а попробуйте гусеницу чуть прижаренную заглотать, только как закусь и можно.
Конечно, как и во всём, меру надо знать. Рассказывают, был при
Сталине министр угольной промышленности некий Приходько, его именем шахты до сих пор на Украине названы, а мудрые мысли – в народе живут. Например, его философская доктрина – "Не наше дело рюмки делать, наше дело водку пить". Так вот, настучали доброхоты вождю всех народов, что, мол, зашибает он крепко, но Сталин, уж на что кровожаден был, а тут твёрдо так говорит: "Этого не трогать, он свою норму знает". Видать, заметил как-то своим тигриным глазом. Только не надо себе поблажки делать, а то некоторые кокетничают: "Я свою норму принял, другим человеком стал, а другому тоже выпить охота".
Ну, и, конечно, как без неё, родимой, в праздничную страду, кусок в горле застрянет, повесишься с тоски зелёной. Недаром по-латински прозывается "аква вита", что по-русски значит живительная влага, а наше название идёт от слова "вода". Кто ж спорить будет, что без воды и не туды, и не сюды. Эх-ма, чувствую, тост назрел.
Итак, за неё, чистенькую, не "палёную", живительную, на радость и на здоровье наше, в меру и до донышка нормы, только напоследок – на посошок да стременную, тихохонько, соседей не беспокоя, ура троекратное, друзья и товарищи!
Ностальгия
В самом центре столицы, на Тверской-Ямской, и без того богатой развлекательными заведениями, с помпой открылся новый ресторан-шалман "Ностальгия", освящённый, как водится в наше время, батюшкой из соседнего храма. На церемонии открытия тусовался весь бомонд Москвы, на счастье и процветание предприятия о стену была разбита трехлитровая бутыль самогона-первача, придавшая атмосфере ресторана непередаваемое амбре. Глазам приглашённых открылась душераздирающая картина чего-то до боли знакомого и родного.
Зал обшарпанный донельзя, у окон с тяжёлыми траурными гардинами захирелые кактусы в деревянных кадках, на потолке – люстра "Каскад" устрашающей величины. Затёртый паркет с подозрительными разводами, стены подзаборного тёмно-зеленого цвета, на них канцелярскими кнопками пришпилены объявления: "Четверг – рыбный день", "Поел – отнеси грязную посуду на кухню", "Не сори – уважай труд уборщицы",
"На пол не плевать", "Чаевые унижают советского человека" и "Да здравствует воспитанный клиент – строитель коммунизма!". В центре, за вечным огнём из газовой горелки, стенд передовиков производства общепита и победителей социалистического соревнования.
Меж столами не торопко бродят в постоянной дрёме официантки необъятных размеров, сзади нередко принимаемые за модные в 50-х годах шифоньеры, в ажурных передниках даже не третьей свежести. Из алкоголя подаётся исключительно коктейль "Советский", состоящий из
"Столичной" с "Пшеничной" фифти-фифти, в гранёном стакане с отпечатками пальцев всего обслуживающего персонала. В меню обозначено одно грузинское вино, но при заказе оказывается, что это всего лишь фамилия хозяина заведения. Пиво только "Жигулевское" с кисловатым привкусом верблюжьей мочи, разлитое в помятые алюминиевые кружки. Для затравки и поднятия настроения за отдельную плату выходит косоглазый и горбоносый артист лёгкого жанра с железной
"фиксой" на переднем зубе, в тельнике, при чёрной бабочке, и поливает вас под бурные аплодисменты матюгом без передышки и повторов от пяти минут до получаса согласно прейскуранту.
На первое – борщ помойного цвета, с кусочками оплывшего жира и кружочком сельдерея, на второе – котлеты по-киевски цвета бледной спирохеты, с тухленьким запашком, и с картофельным пюре на воде. На третье – жиденький чай в железном подстаканнике с изображением звёздного Кремля либо лика отца всех народов. Кроме этого, в меню не слишком много блюд, да и то не все всегда в наличии. Зато названия чаруют слух. Вот извольте, списал втихаря:
– Овсянка "Сэр";
– Салями "Алейкум";
– Гуляш по коридору;
– Гегемон под гнётом;
– Отбивная по почкам;
– Каша древнегреческая;
– Сбитень "Мессершмитт";
– Рыльце в собственном пушку;
– Мозги куриные по-министерски;
– Батон нарезной 45-го калибра;
Оркестр беспрерывно наяривает новый гимн со старым текстом, солисты в форме хора Александрова за пятихатку "в лапу" фальшивят на тему "Подмосковных вечеров" и "Марша энтузиастов", в перерывах оглашаются "Вести с полей" и "Рабочая пятиминутка". В вазе среди завядших искусственных ромашек болтается плохо скрытый микрофон, и в конце застолья клиентам приносят магнитофонную бобину, предлагая на выбор или выкупить её, или провести остаток ночи в кутузке КГБ.
Приблатненный амбал с прыщавой рожей уголовника с "зоны" обходит столы и предлагает папиросы "Беломор-канал" по двадцатнику за пачку и сигареты "Стройки коммунизма", набитые древесной трухой. В дальнем конце задымлённого зала – импровизированный тир, вместо мишеней бюсты выдающихся политических деятелей с 1917 года по наши дни.
Стрельба ведётся холостыми из "Калашей", но число попаданий выносится компьютером на лазерный экран вверху. Там же в углу, рядом со столиком с увесистой жалобной книгой и огрызком карандашика на верёвочке, чтобы не спёрли, располагается букмекерская конторка, принимающая ставки на конечный результат зрительских симпатий. После зависания компьютера на счёте по Чубайсу, его заменили на более продвинутый (компьютер, не Чубайса). Попаданий во Владимира
Владимировича не отмечено.
И при всём при том, вопреки самым мрачным прогнозам, ресторан пользуется бешеным успехом, праздная публика валом валит и по старинке переплачивает за вход строгому, облачённому в ливрею швейцару, суя купюры заученным жестом в его необъёмный карман.
