Во второстепенных ролях были заняты многие постоянно приглашаемые Бёртоном артисты, в том числе Дэнни Де Вито, сыгравший Амоса Кэллоуэя, инспектора манежа и хозяина цирка, который оказывается оборотнем. Роль потребовала его съемки в голом виде.
Пугало ли нас это обстоятельство? Дэнни хорош тем, что его не надо ни в чем убеждать: он готов на все и просто делает то, что необходимо. Я нервничал куда больше его — комары и тому подобное... Но он справился.
Новой возлюбленной Бёртона Хелене Бонэм Картер достались три роли: Дженни, подружки Эдварда Блума, как в молодости, так и в зрелые годы, а также одноглазой ведьмы, чей стеклянный глаз обладает магической силой предсказания: тот, кто осмелится заглянуть в него, увидит, как он умрет. Пригласить Бонэм Картер сниматься в фильме пришло в голову Зануку.
Приступая к работе над картиной, я видел одну серьезную проблему — двойное исполнение ролей Альбертом и Эваном, а также Джессикой и Элисон. Но когда это удалось уладить, возникла еще одна трудная задача возрастного плана: как сыграть Дженни. Вместо того чтобы снимать двух актеров, Ричард предложил отдать эту роль Хелене, чему я теперь, по прошествии времени, очень рад. Всегда испытываю определенную неловкость, предлагая ее на роль, хотя она и замечательная актриса. Но на этот раз Занук облегчил мою задачу. Думаю, первоначально он упомянул ее в связи с ролью Дженни, но потом оказалось, что ей вполне по силам сыграть и ведьму тоже. Да и вообще как это можно — играть у меня без толстого слоя грима?
Среди вновь прибывших на территорию Бёртона оказались Стив Бушеми, сыгравший «поэта» Нортера Уинслоу, которого Эдвард встречает в начале фильма в городке Спектр, а позднее, сам того не желая, помогает тому ограбить банк, и Мэтью Макгрори, человек ростом в семь футов восемь дюймов[132], сыгравший великана Карла. Этот гигант терроризирует Эштон, родной город Эдварда, а потом путешествует вместе с ним. Макгрори умер в августе 2005 года в возрасте тридцати двух лет.
Эскиз Бёртона: одноглазая ведьма
Мэтью зарегистрирован в Книге рекордов Гиннесса: у него самые большие ноги в мире. Ему можно посочувствовать: что бы он ни делал, люди на него смотрят. Все мы порой чувствуем себя неловко, но этот парень, по-видимому, испытывает подобные ощущения раз в сто сильнее, чем мы. Он очень способный, и мне нравится, что он относится ко всему с большой серьезностью.
А Стив и вовсе замечательный актер, стоит на него взглянуть — и ощущаешь какое-то волнение. Он похож на непутевого брата Барни Файфа[133].
По своей тональности «Крупная рыба» резко отличается от предыдущих фильмов Бёртона: это, без сомнения, его самый романтический и сентиментальный на сегодняшний день фильм, но лишенный приторности и слащавости.
Мне всегда нравилось выражать свои эмоции, но без чрезмерной слезливости. Стараюсь следить, чтобы лажометр не зашкаливал, а сентиментальность не перехлестывала через край — иначе получится эпизод из «Дней нашей жизни»[134]. Вот почему мне хотелось, чтобы в фильме присутствовал юмор, и вообще, чтобы в нем много всякого было намешано. И состав исполнителей подобрался соответствующий: мне нравится, когда они умеют одновременно быть и смешными, и трагичными, и достоверными — выражать самые сокровенные чувства. Это совсем не легко, особенно когда одну роль играют два актера, и требует большой изобретательности. Считаю, мне очень повезло: я нашел полное понимание у людей, с которыми работал.
Романтическая сторона рассказанной в фильме истории мне также нравится. Хотя она об отце и сыне, но в ней показано, что у главного героя есть и своя жизнь, свои отношения с женщинами. Это не слишком усложняет сюжет, но этот слой картины мне тоже очень дорог. В детстве, особенно раннем, тебе не приходит в голову, что у родителей может быть собственная жизнь, но это так. Вот почему мне по душе романтическая простота этой сюжетной линии.
Что до отражения моего нынешнего психологического благополучия, то очень сомневаюсь. Не думаю, что люди искусства подолгу испытывают чувство удовлетворения, — может быть, оно порой и посещает их, но быстро проходит. Им присуще скорее некое смутное желание, страстное стремление к идеалу, романтическая фантазия, тоска по недостижимому, — все это несколько отличается от реально ощущаемого счастья. Надеюсь, вы меня понимаете. Речь идет о вашем желании открыто, ясно и просто, но в то же время с достоинством выражать свои чувства.
«Крупная рыба», помимо всего прочего, привлекла Бёртона многообразием составляющих ее элементов и временных периодов.
Каждый день возникало ощущение, что снимается новая картина, словно перед тобой блюда с яствами и надо все попробовать. Я не испытывал ничего подобного со времен «Большого приключения Пи-Ви», где множество разных жанров объединены в рамках одного фильма. При этом казалось, что шесть месяцев работы уместились в один день. «Ну, что ж, сегодня мы снимаем гангстерский фильм». — «Сегодня? Но у нас по плану волки». — «А теперь мы отправляемся в Корею». Замечательное было время.
Покончив сначала со множеством реалистических сцен, мы обратились к фантастической стороне сюжета и здесь немного расслабились, сняв психологическую нагрузку. Все очень веселились после тяжести, эмоциональной бедности и какой-то герметичной закрытости предыдущего этапа съемок — было здорово распахнуть душу. Ни минуты скуки, и хотя было жутко странно находиться на юге Штатов, я получил большое удовольствие. Когда слишком хорошо знаешь, каково это — сидеть сиднем и воображать, что делаешь фильм, огромное удовольствие — работать так быстро. Это приносит радость и дает заряд энергии, который не ощутишь, если актер тратит в лучшем случае полтора часа на то, чтобы надеть резиновый костюм.
Эпизод с Корейской войной — более позднее дополнение. В этой сцене Эван должен был просто спуститься с парашютом и повстречать двух девушек, но без всякой видимой цели. Вот мы однажды и стали шутить, что хорошо бы поручить ему все-таки какую-нибудь миссию. Впрочем, у нас не было ни денег, ни времени, и я придумал не слишком обоснованную сюжетом драку в темноте с использованием приемов каратэ, чтобы как-то оправдать его десантирование в Корею. Эван хотел драться с несколькими противниками, объяснял нам, что давно мечтал проделать нечто подобное в каком-нибудь фильме про войну, а затем залихватски вытереть нос, — уж не знаю, на какой фильм он намекал...
Люблю людей, стремящихся к исторической достоверности в кино. Когда я рекламировал свою картину, некоторые газетчики донимали меня: мол, почему на Корейской войне надписи сделаны по-китайски и поют американские песни? А я говорил себе: «И это они меня называют странным?» Я и не претендую на правильный показ Корейской войны, дело в том, что здесь вообще нет правильного показа чего бы то ни было.
