Вторник, 5 февраля. Была на костюмированном балу у месье Ле Она, где разговаривала с императором. Он был в маске…
Четверг, 21 февраля. Напудренная, с жемчугом и перьями в волосах, была на концерте в Тюильри. Приглашены были только дипломатические лица. Обедала с императором, разговаривала с ним…
25 февраля. Посетила концерт по случаю мирной конференции, открывшейся сегодня…»
В тот вечер Вирджиния, должно быть, имела важный разговор с императором, касавшийся политики. На следующий день граф ди Кавур, прибывший в Париж, писал своему другу Луиджи Чибрарио, который в его отсутствие исполнял в Турине должность министра иностранных дел:
«В понедельник, 25 февраля, мы выступили на арену. Считаю необходимым предупредить вас, что я подключил к делу известную своей красотой графиню XXX, которой я поручил обольстить и, если представится случай, соблазнить императора. Вчера на концерте в Тюильри она приступила к возложенной на нее миссии».
Объединение Италии было в хороших руках.
Пока Вирджиния, оставаясь в тени, хлопотала на благо своей страны, Париж ликовал по поводу открытия конгресса, на котором присутствовали представители всех ведущих европейских стран. Праздничная атмосфера чувствовалась во всех его кварталах.
Крымская война победоносно завершилась. Согласно Парижскому мирному договору России запретили иметь на Черном море военный флот и арсеналы, что ослабило ее морское могущество и усилило позиции Франции в Восточном Средиземноморье. Франция превратилась в главную державу европейского континента, и народ в очередной раз поверил, что новое соглашение гарантирует мир на ближайшую тысячу лет.
27 февраля радостное настроение еще усилилось благодаря пикантному приключению, произошедшему с Александром Дюма.
Автор «Трех мушкетеров» жил на улице Риволи с Идой Феррье, актрисой, весьма легкомысленной особой, на которой он только что женился. Она занимала квартиру на втором этаже, а он — три комнаты на пятом этаже.
В один из вечеров он отправился на бал в Тюильри. Не прошло и часа, как он вернулся, весь в грязи, прошел в квартиру своей жены и с ругательствами ворвался в спальню Иды:
— На улице отвратительная погода, я поскользнулся и упал в грязь. Я не могу идти на бал. Лучше уж я поработаю здесь, рядом с тобой.
Ида попыталась отправить его наверх, в его квартиру.
— Нет, — противился Дюма, — у тебя так тепло, а в моей комнате собачий холод. Я остаюсь здесь.
И, взяв бумагу, чернила и перо, он углубился в работу, сидя у камина.
Через полчаса дверь, ведущая в туалетную комнату, распахнулась, на пороге появился литератор Роже де Бовуар, почти совсем голый, и сказал:
— С меня хватит, я совершенно продрог!
Изумленный Дюма, вскочив, с яростной бранью набросился на любовника своей жены. Как человек, привыкший писать для театра, он обрушил на его голову гневную тираду, которой сам потом остался очень доволен.
Ида съежилась в постели. Что же касается Роже де Бовуара, который стал любовником мадам Дюма еще задолго до ее замужества, то он слушал слова писателя, дрожа от холода.
Наконец Дюма, величественным жестом указав на дверь, воскликнул:
— А теперь, месье, попрошу вас уйти, мы объяснимся с вами завтра утром.
На улице завывал ветер, дождь барабанил в окна.
Изменившимся тоном Дюма добавил:
— Я не могу выгнать вас на улицу в такую непогоду. Садитесь поближе к огню. Вы переночуете в этом кресле.
И он снова уткнулся в свои бумаги.
В полночь он лег рядом с Идой и задул свечу. Через некоторое время огонь в камине потух, и он услышал, как у Роже де Бовуара стучат зубы от холода.
— Еще не хватало, чтобы вы, месье де Бовуар, подхватили насморк!
И он бросил ему одеяло.
Но красавчик Роже продолжал дрожать и решил помешать не прогоревшие угли в камине. Тогда Дюма, заслышав его возню, проворчал:
— Послушайте, я не хочу, чтобы вы заболели. Ложитесь в постель. Завтра мы объяснимся.
Роже де Бовуар не заставил себя упрашивать, нырнул под одеяло и устроился рядом с Идой и Александром Дюма. Не прошло и двух минут, как троица спала безмятежным сном.
В восемь часов утра Александр Дюма проснулся и, улыбаясь, стал расталкивать коллегу.
— Не станем же мы ссориться из-за женщины, даже если она законная жена, — сказал он. — Это было бы глупо.
Взяв руку Роже, он опустил ее на срамное место своей супруги и торжественно провозгласил:
— Роже, примиримся, как древние римляне, на публичном месте…
В эту историю, какой бы невероятной она ни выглядела, легко поверить: Александр Дюма не был ревнив. Он сам был, по словам Жорж Санд, «гением жизни» и не требовал постоянства от своих женщин. Дотошные биографы подсчитали, будто у творца «Трех мушкетеров» было около пятисот любовниц (это впечатляет, но все же чуть меньше количества созданных им произведений, которых у него набралось почти шестьсот пятьдесят).
Рождение наследника престола
Французский император тоже был не меньшим «гением жизни», но пока не пытался заманить красавицу Вирджинию в свою спальню. Его жена должна была вот-вот родить ему наследника, и ему пока было не до любовниц. Понимая это, графиня не теряла надежды.
Вечером 15 марта 1856 года императрица Евгения стала кричать, что у нее начались роды. Во дворце поднялась суета. Врачи, члены императорской семьи, сановники, которые должны были присутствовать при рождении дофина, забегали. Мадам Мария-Мануэла де Монтихо, приехавшая из Испании к родам дочери, отдавала приказания, которые никто не слушал, а император бегал кругами по комнате и плакал.
Роды сразу же стали напоминать грандиозный водевиль.
Прелюдией послужило то, что у одного из врачей, суетившихся вокруг Евгении, месье Жобера де Ламбаль, начались рези в животе, и он упал на ковер. Пришлось унести его в соседнюю комнату и оказать ему необходимую помощь.
Затем император, истекавший слезами, почувствовал себя плохо. Его увели в зал, где он, лежа на канапе, содрогался от рыданий.
В три часа дня Евгения криком оповестила о появлении на свет наследного принца.
Доктор Конно пошел за императором.
— Сир! Это мальчик! Идите сюда!
Наполеон III, еле держась на ногах от волнения, потрусил в комнату, споткнулся о ковер и рухнул на руки Конно. К нему бросились телохранители и донесли его до кровати, на которой лежала Евгения. Очнувшись после легкого обморока, она спросила слабым голосом:
— Ну что? Девочка?
