21 октября 1866 года издание «Москвы» было официально разрешено, и уже 15 декабря на совещании с участием И. С. Аксакова, Ф. В. Чижова, И. К. Бабста, Т. С. Морозова и И. А. Лямина был рассмотрен сигнальный номер газеты. Собравшиеся, включая присоединившихся к ним К. Т. Солдатенкова и П. А. Малютина, составили своеобразный «редакционный совет», призванный решать все текущие вопросы.
Первый номер «Москвы» вышел из печати 1 января 1867 года. Газета состояла из следующих постоянных отделов: «Правительственные распоряжения», «Телеграммы политические и торговые», «Москва» (под этой рубрикой публиковались передовые статьи), «Областной отдел» (в нем в основном помешалась торгово-промышленная информация в виде корреспонденций из разных губерний России), «Экономический отдел», «Славянский и иностранный отдел», «Объявления». В газете регулярно печатались вексельные курсы, биржевые цены на иностранные и отечественные товары, цены акций и облигаций, объявления банков, железных дорог, Московского биржевого комитета.
К сотрудничеству в новом издании был привлечен ряд видных русских ученых и журналистов. Наиболее представительным оказался экономический отдел. По своей информированности и точности сведений он выделялся среди схожих отделов других русских периодических изданий того времени и во многом определял лицо газеты. В нем работали известные экономисты: А. К. Корсак, В. Г. Иткин, П. И. Андреев, С. А. Умнов, А. И. Чупров, И. П. Погребов.
Чижов совместно с Бабстом осуществлял общее руководство отделом, и потому собственные статьи помещал в «Москве» относительно редко. В дневнике он перечислил все свои публикации за период с 1 января до 1 ноября 1867 года. В 168 номерах газеты было напечатано всего восемнадцать его статей, в том числе четырнадцать передовых. Из остальных четырех одна оказалась «переделкой» статьи о торговом флоте близкого к славянофилам латышского публициста К. М. Вольдемара, а три другие представляли по сути дела одну, публиковавшуюся с продолжением: статья была посвящена вопросу выплаты вознаграждения пассажирам, пострадавшим от несчастных случаев на железных дорогах.
Еще в сентябре 1865 года, перед самым закрытием газеты «День», на всю столичную прессу распространились «Временные правила» о печати, освобождавшие ее от предварительной цензуры. Новое цензурное установление было воспринято Аксаковым и Чижовым восторженно, как давно ожидаемое событие. «Наконец-то!» — ликовал Аксаков[411]. А Чижов вздыхал, обращаясь к Бабсту: «Эх, мой милейший Иван Кондратьевич, нет у нас с Вами газеты, когда слово развязано»[412].
Более дальновидно и трезво отнесся к новому правилу о цензуре А. В. Никитенко. 16 мая 1865 года он сделал в своем дневнике запись, в которой утверждал, что закон от 6 апреля 1865 года, вступающий в действие в сентябре, отдает министру внутренних дел П. А. Валуеву «в полное распоряжение всякое печатное проявление мысли… Цензора нет. Но взамен его над головами писателей и редакторов повешен Дамоклов меч в виде двух предостережений и третьего, за которым следует приостановка издания. Меч этот находится в руке министра, он опускает его, когда ему заблагорассудится, и даже не обязан мотивировать свой поступок. Итак, это чистейший произвол…»[413].
В справедливости этих слов Аксакову и Чижову предстояло убедиться вскоре. Их газета «Москва» стала одной из самых многострадальных русских газет XIX века. За время своего издания — с 1 января 1867 года по 21 октября 1868 года — она получила девять предостережений и трижды приостанавливалась (с 28 марта 1867 года — на три месяца, со 2 декабря 1867 года — на четыре месяца, 21 октября 1868 года состоялось закрытие газеты на шесть месяцев, после чего она больше не возобновлялась). С 23 декабря 1867 года по 18 февраля 1868 года вместо приостановленной на время «Москвы» издавалась газета «Москвич». 13 февраля 1868 года по предложению П. А. Валуева Комитет министров постановил закрыть «Москвич» как орган совершенно тождественный «Москве», причем без предусмотренного законом предварительного объявления издателю-редактору газеты трех предостережений. Решение Комитета министров было Высочайше утверждено Императором.
Репрессии со стороны правительства и цензуры в основном были спровоцированы фрондерскими статьями Аксакова, в большинстве своем не представлявшими для купцов — учредителей газеты практического интереса. Учитывая важность обсуждаемых на страницах «Москвы» экономических проблем, Чижов всячески пытался сдерживать страстный публицистический темперамент Аксакова, обрушивавшийся с полными сарказма и раздражительности статьями то на министра внутренних дел П. А. Валуева, то на петербургскую газету «Весть» — орган дворянско-крепостнической оппозиции реформам 60-х годов, то на администрацию остзейских губерний, потворствующую немецкому дворянству в деле германизации прибалтийских народов. Так, Чижов писал Аксакову после очередного его конфликта с Валуевым: «Все, желающие продолжения Вашей газеты, спрашивают одного: хотите ли Вы серьезно смотреть на нее как на общественную и почтенную деятельность, или, увлекаясь просто личными отношениями, хотите потешить себя перебранкою с Валуевым? В последнем случае Вы его укусите, это правда, — этим нанесете <ему> минутную неприятность, — но все-таки газеты не будет… Вы действуете по минутному настроению… вместо того, чтобы смотреть на газету как на гражданский подвиг…»[414]
Защищаясь, Аксаков пытался упрекнуть самого Чижова в неосторожности. «Я на днях смягчил ваши поправки на статью Корсака, чтоб не навлечь предупреждения», — не без ехидства парировал он в ответном письме[415].
И действительно, подобного рода нападки в адрес «осмотрительного» Чижова имели под собой основание: второе предостережение в ноябре 1867 года «Москва» получила именно из-за статьи Федора Васильевича по экономическому вопросу[416]. В ней, в частности, внимание цензуры привлек нелестный отзыв на обнародованную докладную записку министра финансов М. X. Рейтерна по поводу пересмотра тарифа 1857 года. «На такое — писал Чижов, — мог решиться только недруг, только люди, намеренно желающие подорвать материальные средства нашего отечества, или люди, решительно ничего не понимающие, совершенно чуждые интересам народа и совершенно не знающие его нужд»[417].
Совет Главного управления цензуры, ознакомившись на своем заседании с текстом статьи, вынес заключение, что она колеблет «авторитет распоряжений высшего правительства» и способствует возбуждению беспокойства в обществе[418].
