Азарт боя подожгли власовцы. Откуда они тут появились, черт знает. Только немцы выставили против нас на этот случай чернофуфаечников. Власовцы не имели шинелей. Зимой и летом - в черном, рабочем обмундировании.
Обороняются, конечно, пьяные. Орут во все глотки:
- Эй, русаки, мотайте к нам, живы останетесь.
- У нас по бабе у каждого.
- Виски - завались.
Наши, конечно, тоже не остаются в долгу. Дает жару Алексей Голубков.
- А фига с маслом не хочешь, продажная шкура.
- Фига мы сами можем продать.
- Погоди, иудейская душа - шашлык из тебя будем делать.
- Руки коротки.
- А вот получай.
Артиллеристы дают налет. Их поддерживают минометчики. Пушки выкатываются к берегу прямо перед носом чернофуфаечнйков. И пошло, и поехало.
- Ура! Бей предателей!
- Смерть изменникам Родины!
Вырвался первый батальон 1190 стрелкового полка. Его поддерживает дивизион Поздеева. Некоторые расчеты со своими орудиями в горячке боя тоже перемахнули через речку. Лупят по отступающим немцам и власовцам шрапнелью. Ловят замешкавшихся.
Бегут вместе с пехотой Голубков и Ипатов. Им очень хочется сцапать хоть одного власовца.
- Для интересу, что за рожа у предателя, - говорит другу Голубков и тянет его за собой.
Наконец им удается осуществить свою затею. В густом буреломе они настигают богатыря-детину. Патроны у того кончились, приготовился встретить наших кинжалом. Понял, что хотят не убивать, а брать в плен.
- Не подходи, закантую, - хрипит власовец.
- Заткнись, черт немытый, - отвечает Голубков.
- Я урка.
- Какой ты урка-мурка, сын кулака.
- Курва буду...
- Бросай нож, скачаем права.
- А кого ты знаешь?
- Всех от Одессы до Костромы. Слыхал про Монаха?
- Как не слышать...
- Ну так я Монах. Сдавайся, паскуда.
А кругом идет еще бой. Голубков с Ипатовым ведут власовца. Его бы надо щелкнуть и все, но ребятам хочется проводить предателя, как обезьяну из зверинца.
- Эй, смотри, кому не лень, власа-тараса поймали.
- Вы постойте с власом, - просят командиры взводов и рот. - Потом разберемся.
А связисты свое:
- Предателя-марателя хапнули. Подходи, налетай.
- Бросьте, ребята, - умоляет власовец. - Не по своей воле...
- По божьей, да? - ухмыляется Ипатов. - А говорил турка, магометанин.
- Урка, а не турка, - ноет пленный.
- Я вот тебе как всажу за урку, - грозится Голубков. - Воры за Советскую власть воюют, а ты за свою, кулацкую!
Идет бой и тут же политбеседа. Опять смех и грех. Толкуют о роли воров в отечественной войне. Вот тема так тема. Ни один агитатор не придумает.
Наши вбивают клин. Закрепляются на опушке леса, на подходе к дальней деревне. Бои будто утихают. Надолго ли?
Держим оборону у Полоцка, а уши навострены на весь советско-германский фронт. Мы его кусочек, его нерв, его мускул.
Как в человеческом организме все важно и значительно для жизнедеятельности, так и в военном механизме нет главных и второстепенных частей. Все нужны, все связаны между собой. Ослабь одну - расползутся соседние.
Это хорошо понимают наши солдаты и с нетерпением ждут газеты. Радиоприемников в дивизии два - в политотделе и редакции. Оттуда идут на передовую все новости.
Первая новость из Харькова. Судебный процесс о зверствах немецко-фашистских захватчиков. Леденеет кровь, когда слушаешь обвинительное заключение. Вспоминаются рассказы жителей освобожденных нами городов и сел.
Новость радостная. Снята блокада с Ленинграда. В этой великой победе есть доля и нашего участия. Мы за год перерезали несколько железнодорожных магистралей, связывавших немцев у Балтики с центральными группами войск.
За большой новостью маленькая: 178 Кулагинская стрелковая дивизия, которой мы передали свою оборону, уходя в наступление, и которой стал командовать наш генерал Кроник, освободила город Новосокольники, соседа Великих Лук, и стала краснознаменной. Это нам тоже приятно. Мы восемь месяцев изматывали там врага.
А потом пошли еще более значительные сообщения. Уничтожена большая группировка противника в Корсунь-Шевченковском районе. Окружен Кировоград. Пали Каменецк-Подольск, Проскуров, Черновицы, Берислав. Войска второго Украинского фронта вышли на реку Днестр. А там уже вскоре замелькал и Прут, показалась государственная граница. Открылась дорога к Карпатам.
Это все за три зимних месяца. Мы зимой считали и март. Он мало чем отличался от января, особенно его первая половина.
И опять наши солдаты терзали себя вопросами:
- Когда же мы?
- Ждите, скоро, - говорили им. - А пока бейте немца здесь.
И мы били. Я не знаю, насколько наши бои были целесообразны с точки зрения общих интересов нашей армии. Было понятно - нельзя давать немцу покоя. Каждый день где только можно истреблять его живую силу. Но каждый бой был обоюдоострым. Теряли силы и мы.
Что такое подвиг
Мы воюем третий год, и как бы быстро ни развертывались дальше события, все равно до Берлина придется шагать не меньше года. Еще нет, по существу, второго фронта, мы деремся с гитлеровской Германией одни. Значит, нам следует беречь человеческие жизни, отличать разумный подвиг от неразумного, чтобы правильно воспитывать в солдатах понятие героического.
Я мало писал об артиллерийском разведчике Николае Ивановиче Семакине, не писал, видимо, потому, что он не совершал как раз тех броских подвигов, о которых говорилось выше. Он просто честно и умно воевал. Когда нужно действовал осторожно. Когда появлялась возможность - рисковал, когда приближалась опасность - немного отступал. И все это с одной целью: побольше нанести вреда гитлеровцам и сохранить свою жизнь.
На фронте, помнится, не раз бывалые вояки подсмеивались над теми, кто за два года не имел ранения.
- Чего же ты делал? За других прятался?
Объяснения в данном случае не действовали. А если к тому же тебя обошли наградой, то совсем не шел ты в счет стоящих солдат. И какой-нибуть горлопан-разведчик или автоматчик с нашивками о ранении и орденом кричал на скромного бойца:
- Маменькин сынок. Казанская сирота. Учись у меня воевать.
- А чему у тебя учиться?
- Во! Не видишь - три ранения.
- Их можно получить и по глупости.
- Что? Ишь ты! Философ. Посмотрим-понаблюдаем тебя в деле.
Так примерно относились порой фронтовые волки и к Семакину. Сдерживала их от грубостей физическая сила артиллерийского разведчика - "герои" побаивались его саженных плеч.
И вот однажды произошла такая история.
В телефонную трубку передали одно слово:
- Немцы!
Как электрическим током тронуло тело и разум. Через секунду все были на ногах. Не первый раз гитлеровцы подкрадывались к рубежу взвода. Были и до этого жаркие схватки, но каждая, как и сейчас, всегда казалась будто первой.