Андреевны Толстой В. Г. Черткову
31 октября — 1 ноября. Ясная Поляна
«Дорогой Владимир Григорьевич.
Не знаю, кто вам сказал, что я не хочу вас видеть. Мне очень, очень хочется повидать вас и поговорить с вами. Если вам не трудно, побывайте у меня. С. Толстая» [191].
Письмо Владимира Григорьевича Черткова С. А. Толстой
1 ноября 1910 г. Телятинки
«Многоуважаемая и дорогая Софья Андреевна.
Благодарю Вас за Вашу добрую записку.
Не только мне не „трудно“ быть у Вас, но я буду истинно рад возобновить с Вами дружеские личные сношения при первой возможности.
Сейчас я еду в Тулу по неотложному делу и потому не могу быть у Вас сегодня вечером.
Почтительно и сердечно преданный Вам В. Чертков» [192].
Безответное письмо
Владимира Григорьевича Черткова Л. Н. Толстому
31 октября — 1 ноября 1910 г. Ясенки Тульской губ.
«Как и не может быть иначе, все думаю о вас, милый брат и дорогой друг, и радуюсь, радуюсь, но, как и вы, также и боюсь. Радуемся мы, вероятно, более или менее одному и тому же; но, думаю, что боимся разного.
Радуюсь тому, что вы освободились от положения, которое мне все время и вам иногда казалось недолжным и недостойным, недостойным и просто человека, и, главное, человека, отказавшегося от своей личной воли не для того, чтобы оказаться в руках другого человека, а для того, чтобы стать орудием в руках Божьих. — Порадовало меня также очень то, что как я узнал, раньше, чем уйти, вы успели освободить себя от всяких столь неподобающих по той же причине, связывающих обещаний, уговоров и условий. Не могу вам высказать‚ до какой степени и то и другое меня радует и как у меня спокойно теперь на душе по отношению к предмету, которое меня гложило и давило душу все это время. Я все ждал, ждал, когда, наконец, вы это почувствуете и прекратите то, чего не должно быть. Не то, чтобы я не доверял вам или не готов был бы мириться с тем, что и вы можете ошибаться, или считал себя неспособным ошибиться; напротив того, я ни на минуту не сомневался, что вы всей душой ищите у Бога руководства и делаете все, что можете, и что больше этого человеку невозможно делать; я знал, что вы человек и что и вам свойственно ошибаться, знал и то, что всякая ваша ошибка, в конце концов, пойдет вам впрок, как для всякого, живущего духовной жизнью; а про себя я слишком хорошо понимал, что могу ошибаться, не находясь на высоте вашей духовной жизни, что вполне понять чужую душу невозможно. И так я и говорил, защищая вас, всем огорченным и недоумевающим вашим друзьям и единомышленникам. Но про себя я не мог заглушить неотвязчивого чувства: „А все-таки это не то; здесь есть что-то нехорошее, уродливое, нравственно недопустимое, от чего ему предстоит освободиться…“И вот, вы освободились. От этого моя радость.
Страх же мой происходит вот от чего. (Буду говорить прямо, без дипломатической осторожности и смягчений, что вы не предположите во мне отсутствия уважения к вам, и надеясь, что не почувствуете с моей стороны неделикатности.)
За все это время вашего „пленения“ вы бессознательно научили меня существованию соблазна, которого я раньше и не подозревал, так как сам еще до него не дорос. Я и раньше замечал, что для каждой ступени духовного восхождения человека дьявол приспособил свои специальные соблазны, по своей тонкости и замаскированности соответствующие той степени силы и разумения, которой человек достигает на том или другом уровне духовного роста. (Или, говоря более серьезно, не дьявол, а неизбежные условия, в которые поставлена духовная жизнь в человеке, создали это положение: если стремление к недостижимому идеалу, то на каждой ступени самоулучшения должны обязательно встречаться новые и новые соблазны, сначала незаметные и обнаруживающиеся только по мере освобождения от прежних, старых знакомых. Ведь движение вперед только и обусловлено предвозмоганием соблазнов.) До сих пор я думал‚ что для наивысшей духовной ступени существуют два особенно хитрых соблазна: обман духовного слияния между противоположными полами, прикрывающего незаметно для участвующих, больший или меньший элемент обыкновенного влюбления; и 2) соблазн духовной гордости или учительства, подменяющий собой естественную и законную потребность помогать ближнему своим духовным опытом. Сколько людей, достигших каких великолепных высот духовной жизни, на моих глазах сваливались (и, как всегда в этих случаях бывает, падали ниже своей исходной точки), застигнутые врасплох одним из этих двух ехидных соблазнов или обоими вместе!
1903. „Хаджи-Мурат“. Круг чтения
Но ваш случай, если только я жестоко не ошибаюсь, обнаружил мне еще новый, доселе не подозреваемый мною соблазн „высшей степени“. От полового соблазна вы свободны. Соблазн духовной гордости, или тщеславия, вам слишком известен, вы слишком настороже против него для того, чтобы он был вам серьезно опасен. Он иногда, как муха, назойливо к вам пристает, но вы тотчас же, как муху, его отмахиваете от себя. На чем же было вас изловить? И вот изобретен самый хитрый и тонкий из всех соблазнов — до такой степени тонкий, что он даже и не применим к тем, кто не достигли большой степени духовного роста. „Известно“ сказал себе дьявол, „что одна из самых привлекательных приманок к христианской любви, смирению, непротивлению, заключается в том чувстве внутреннего удовлетворения и радости, которое человек испытывает, когда он отказывается от своей личной воли ради подчинения тому, что он считает для себя высшей волей. Для религиозного человека терпеть, подчиняться обидам и побороть в себе чувство горечи и возмущения доставляет высшую степень духовного удовлетворения. Вот на этом-то и постарались поймать его. Человеку, достигшему большого и продолжительного самоуничижения в этом направлении, особенно осязательно то внутреннее духовное удовлетворение, которое это ему доставляет. Давай внушу ему, что лучшим мерилом для руководства в его поступках есть это чувство внутреннего удовлетворения, или духовного наслаждения. Давай незаметно для него подмешаю я к этому, самому по себе доброму чувству хоть крошечную долю элемента эгоизма или духовного эпикуреизма. Тогда он постепенно станет, вместо того, чтобы относиться к этому чувству удовлетворения в самопожертвовании, как к последствию следования разумно понятой воли Божьей, — ставить самое это чувство самоунижениямериломтого, что он должен и чего не должен делать; и тогда это привлекательное внутреннее чувство удовлетворения в самоотречении застелет от него действительную волю Божью, которая далеко не всегда требует от человека одного только самоотвержения (здесь и далее курсив В. Г. Черткова. — В. Р.), а наоборот иногда требует от него и самоутверждения в смысле
