толпе, собравшейся у Никольской церкви, вышел пономарь этой церкви, вынул книгу и начал читать о брадобритии. «Хорошо, – говорил пономарь, – за это и постоять, хотя б и умереть: вот о том и в книге написано». Сильное впечатление произвел поступок целовальника, стрельца Григория Евтифеева, который должен был собирать пошлины с русского платья: он пошлин собирать не стал, бороды себе не выбрил и на вопрос воеводы, для чего он это делает, отвечал: «Хотя умру, а пошлины собирать и бороды брить не буду». Воевода велел посадить его под караул.
Грамота царя Петра I, анонимная, 1701 г.
В конце июля на торгу пошла молва, что запрещено играть свадьбы семь лет, а дочерей и сестер велено будет выдавать замуж за немцев, которых пришлют из Казани. Астраханцы пришли в ужас и решили выдать своих девиц как можно скорее замуж, до указа, чтобы потом не выдавать их за немцев. 29 июля, в воскресенье, было сыграно около ста свадеб; на каждой не обошлось без пира; разгоряченных вином легко было поднять на бунт.
Ночью у Никольской церкви собралось человек с 300, которые вломились в кремль и убили нескольких офицеров, между которыми были иностранцы. Жену одного капитана, Мейера, убили за то, что она за несколько времени до бунта говорила какому-то стрельцу: «Станете и вы в пост мясо есть».
Буйство продолжалось и на следующий день. Раздавались крики: «Надобно идти в Москву проведать про государя, жив ли он?» Другие кричали: «Он жив, да в заточении в Стекольном, закладен в столб, а на Москве не прямой государь». Искали ненавистного всем воеводу Ржевского, который сребролюбием и недобросовестностью навлек на себя общее негодование. Его нашли на воеводском дворе за поварней, в курятнике, привели в круг и убили. Затем введены были казацкие порядки. Как скоро покончили с царским воеводой, приступили к выбору своих начальников. Главным старшиной сделался ярославский гость Яков Носов. Как он, так и его помощник, астраханский бурмистр Ганчиков, принадлежали к раскольникам [427].
Известие о событиях в Астрахани произвело в столице глубокое впечатление. Плейер высказал опасение, что этот бунт может сделаться ужасным и для самой Москвы. Он же узнал кое-что о причинах бунта. По его рассказу, не столько бороды и платье, сколько финансовые притеснения, чрезмерные налоги и поборы послужили поводом к раздражению народа. Он говорит о новой подати, которую должны были платить башкиры, о соляной пошлине, оказавшейся гибельной для рыбного промысла, о разных налогах на печи, бани и мосты, на разные стеснительные распоряжения правительства относительно торговли рыбой, а также и о высокой пошлине на бороды [428].
О причинах бунта начальники мятежников в грамотах, разосланных к казакам для того, чтобы поднять их за старину, говорили следующее: «Стали мы в Астрахани за веру христианскую и брадобритие, и за немецкое платье, и за табак, и что к церквам наших жен и детей в русском старом платье не путали, а которые в церковь Божию ходили, и у тех платье обрезывали и от церквей Божиих отлучали и выбивали вон и всякое ругательство нам и женам нашим и детям чинили воеводы, и начальные люди покланялись и нас кланяться заставляли. И мы за веру христианскую стали, и чинить того, что болванам кланяться, не хотели… а мы у начальных людей в домах вынули кумирских богов. Да на нас брали банных денег по рублю, да с нас же велено брать с погребов со всякой сажени по гривне, да у нас же хлебное жалованье без указу отняли. И мы о том многое время терпели и, посоветовав между собой, мы, чтобы нам веры христианской не отбыть и болванам кумирским богам не поклоняться и напрасно смертной душой с женами и детьми вечно не умереть и за то, что стало нам тягость быть великая, и мы того не могучи терпеть и веры христианской отбыть, против их противились и воеводу Тимофея Ржевского и изначальных людей иных убили до смерти, а иных посадили за караул. Да нам же ведомо чинится от купецких и от иных всяких чинов людей, что в Казани и в иных городах поставлены немцы по два и по три человека на дворы и тамошним жителям, и женам, и детям чинили утеснения и ругательства» [429].
Трудно судить о мере легковерия астраханцев в отношении к «немцам в Казани» или к «кумирским богам начальных людей». Но достойна внимания склонность народа придавать всякому мятежному действию религиозное значение. О способе происхождения таких нелепых слухов, как рассказы о болванах, можно судить по следующему объяснению этого странного недоразумения. В Москве любопытствовали знать, что такое за кумирские боги, о которых писали астраханцы? Один из их посланных объяснил дело: кумирами бунтовщики называли столярной работы личины деревянные, на которые у иноземцев и русских начальных людей накладывались парики для сбережения, чтобы не мялись.
Грамота астраханцев к казакам на Тереке произвела сильное волнение. Там произошли буйства; подполковник Некрасов был убит; мятежники, так же, как и в Астрахани, приступили к избранию начальных людей. Но на Тереке далеко не все думали одинаково: казаки и московские стрельцы были за бунт, а терские стрельцы, конные и пешие, с ними не тянули. В Астрахани была получена очень неудовлетворительная грамота от терских атаманов и казаков: «Мы рады за веру Христову и за брадобритие, и за табак, и за немецкое платье, мужеское и женское, и за отлучение церкви Божией стоять и умирать, но вы, все великое астраханское войско и все православные христианство, не прогневайтесь на нас за то, что войска к вам на помощь не послали, потому что, живым Богом клянемся, невозможно нам войска к вам прислать: сами вы знаете, что нас малое число и проч. Зато Красный и Черный Яр объявили себя за Астрахань. Красноярцы взбунтовались всем городом, сковали воеводу за налоги и отправили его в Астрахань с челобитчиками за него, там челобитья были найдены справедливыми и воевода убит».
В других местах астраханцы не находили, однако же, союзников. Так, например, жители Царицына писали: «Мы к вашему союзу пристать не хотим… вы к нам писали, будто стали за православную веру: и мы, Божьей милостью, в городе Царицыне все христиане и никакого раскола не имеем и кумирским богам не поклоняемся», и проч.
Весьма ловко распорядился Федор Матвеевич Апраксин, находившийся в то время в Воронеже. Узнав об астраханском бунте, он написал в Черкасск, чтобы тамошнее правительство послало от себя во все казачьи городки добрых казаков, человека по два или больше, с подтверждением, чтобы нигде к астраханцам не приставали. Донские казаки дали
