Поездка моя в Германию, как пишет Пален, привела Луи-Филиппа и Тьера в тревогу; они вообразили, что я только за тем ездил, чтоб соединить всех германских владетелей против Франции, и крепко негодуют.
Царское Село, 2 (14) октября 1840 г.
С большим любопытством читал я описание твоего пребывания в Берлине. Прием короля таков, какого я ожидал; что прочие о том думали, нам дела нет: воля короля и твердая его решимость действовать заодно с нами для меня достаточны. Ты очень хорошо сделал, что коснулся всех предметов и все привел в ясность к взаимному удовольствию.
Касательно же могущей потребоваться от нас помощи или нашего участия в борьбе с Франциею, я другого мнения.
Не говоря же о том, может ли быть или нет вероятия, чтоб при нынешнем положении вещей была возможность ожидать нападения Франции на Германию, должно однако полагать, что силы Западной Германии и 4 прусских корпуса достаточны будут, дабы встретить французов и бороться с ними с месяц или более, до прихода остальных германских сил, т. е. прусских пяти корпусов и австрийской армии, которая, при всей их беспечности, не может же исчезнуть с лица земли.
Наше появление должно быть только в одном случае – недостатка сих первых сил или их неудачи; но тогда наше появление должно быть достойно России, оно должно быть огромно, грозно, непреодолимо и с помощию Божиею решить дело одним ударом. Я решительно и никогда не соглашусь на раздробление наших сил в виде частной помощи.
Царское Село, 26 мая (7 июня) 1842 г.
Ждем на днях сестру жены с мужем, потом принца Прусского, за ним короля, потом герцога Нассауского с братом и моего племянника, младшего сына Анны Павловны; так что скоро придется мне петь: Князи людские собрашзся…[203]: ох тих-тих-тих-ти!
С.-Петербург, 14 (26) января 1843 г.
Мне уже часто предлагали отвечать на статьи и брошюры, издаваемые за границей с ругательствами на нас. Не соглашался я на это по той причине, что, кроме того, что считаю сие ниже нашего достоинства, и пользы не предвижу: мы будем говорить одну истину, на нас же лгут заведомо; потому не равен бой.
Сильнее гораздо опровержение в самих делах, когда они доказывают ложь торжественно. Нынешнее усугубление злости возбуждается непонятными действиями Пруссии. Их неосновательность, опрометчивость и непонятные противоречия самим себе поставили всех в недоумение, к чему это вести должно; и приступают к нам с требованием объяснения, в том числе и по торговым делам.
Чем бы признаться, что они в требованиях к нам ошиблись, им легче было вывернуться, дав вид, что будто они просили за всех, а мы сего не хотели, согласясь для них одних. Как же нам тягаться с подобным образом действий? Мы идем чисто, прямой дорогой, а вот чем нам платят.
Потому и теперь не могу согласиться заводить полемику; пусть лают на нас, им же хуже. Придет время, и они же будут пред нами на коленях, с повинной, прося помощи. Папа с дочерью обошелся как нельзя лучше, а Максу говорил, что в Баварии вредят католической вере фанатизмом и нетерпимостью. Каково? И он на попятный двор.
С.-Петербург, 6 (18) марта 1843 г.
Вполне разделяю мнение твое насчет происков L. Philippe, хотя мало со мною соглашаются, ослепляясь его умом и бесстыдной ловкостью; теперь Орлов привез мне новые доказательства, ибо Австрийское правительство достоверно знает, что он посылает ежегодно в Рим от 10 до 12 м. франков для подкупа в пользу революционных правил, а я ничуть не сомневаюсь, что, быть может, он-то и причиной недоброжелательства папы к нам и всех затруднений, сим порожденных.
Орлов привез тоже доказательства, что фанатизм в Вене превосходит воображение; легко вообразить, к чему это ведет. Потеря короля Шведского для нас чувствительна; очень желаю, чтобы сын наследовал отцовские чувства к России и всегдашнее благорасположение. Посылаю к нему Макса, дабы убедить его не изменять наших добрых сношений для обоюдной пользы и его спокойствия.
Царское Село, 1 (13) августа 1844 г.
Пораженный тем же тяжелым ударом, как и ты, любезный мой отец-командир, солью мою невыразимую скорбь с твоею, ибо чувствовал заранее и теперь вполне ощущаю то, что и твое отцовское сердце терпит[204]. На это слов нет, и кто прошел чрез подобное, может только смиряться пред Богом и говорить от глубины растерзанного сердца: да будет воля Твоя!
Медлил я отвечать на первое твое письмо, потому что не мог духом собраться все это время, чтобы взяться за перо. Почти 9 недель ожидания того, что третьего дня совершилось, так сокрушило мою душу, что я с трудом исполнял часть только своих обязанностей; ибо все это время был занят другой – святою.
Наконец Богу угодно было прекратить страдания нашего ангела и призвать его к Себе! И мы, хотя с сокрушенным сердцем, благодарим Господа, ибо Он ангелу дал верно ангельское место. Теперь в грусти одно утешение – молитва и служба; я займусь по-прежнему всеми обязанностями, и авось Бог подкрепит нас.
Какие плачевные вести сообщил ты мне! Что за всеобщие пагубы! Несчастным должно помочь немедля и во что б ни стало. Я желаю, чтоб имя покойной моей дочери было связано с благодеянием для варшавских бедных, и велел Туркулу тебе о том донести.
Необходимо употребить все усилия, чтобы исправить как наискорее повреждения в крепостях и придумать как впредь предотвратить; ибо нельзя ручаться, чтоб не повторилось. Боюсь в особенности за цитадельскую оборонительную казарму, ибо всегда находил расположение ее опасным от обвалов крутости.
Нельзя быть довольно осторожну. Полагаю, что посадка сплошь доверху вернее всего. Глупый выбор варшавских каноников, верно, плод происков или страха. Должно ли нам согласиться, этот вопрос не умею я решить. Скверный дух должен быть, но уступать ему не должно, и не уступим.
Покуда покушение на короля Прусского, кажется, не плод какого-нибудь заговора или общества, но легко быть может, что есть последствие разврата мыслей, более и более обладающего умами, вследствие неслыханных мерзостей, ежедневно появляющихся везде.
В этом роде гаже les Mystе́res de Russie[205] ничего еще не читывал. Прочти. Войск здесь я почти не видал, ибо не мог отлучиться; надеюсь 7-го (19-го) и 8-го (20-го) чисел собраться с силами и увидеть хоть одно ученье и один маневр.
Гатчина, 18 (30) сентября 1844 г.
Мир французов с Мароком на время исправил отношения Франции с Англиею, удалив на время предлог к разрыву; но доверие друг к другу исчезло совершенно, и мир на волоске; первый предлог достаточен будет к войне. Вот плоды мнимой дружбы! Германия крепко больна; действия короля Прусского ее не излечат, и из всего этого выведем одно заключение, что нам должно быть готовыми.
