Дабы же быть готовыми, надо довершить внутреннее устройство и бдительно подавлять всякие попытки, даже отдаленные, к ниспровержению законного порядка; с этими людьми милосердию нет места. Тяжелый сей год лишил меня на днях моего верного Бенкендорфа, которого службу и дружбу 19 лет безотлучно при мне не забуду и не заменю; все о нем жалеют.
Гатчина, 5 (17) октября 1844 г.
С большим удовольствием прочел я описание твоих смотров и маневров и весьма рад, что ты всеми тобой осмотренными войсками остался доволен. Должно всеми силами стараться поддерживать это состояние и в особенности утверждать нравственность войск, без которой, как оно красиво ни будет, не будет оно надежно; нельзя довольно за сим смотреть.
Дурной дух в Польше меня не пугает более прошедшего, ибо я столько же твердо устою в решимости ни на волос не отступать от принятых правил, и чем они будут хуже, тем я буду строже, и тем хуже для них. Но ежели мы подадим малейший вид послабления, от боязни du qu’en dirat-on?[206], то все решительно пропадет.
Потому ни в твоем, ни в моем характере бояться их; напротив, мы будем вместе служить опорой правому делу и надеждой для благомыслящих, сколько их ни мало. Впрочем, во всем буди воля Божия!
Гатчина, 29 октября (10 ноября) 1844 г.
Осенью полагаю я ехать прямо в Киев смотреть 1-й корпус; но ежели б легче было собрать его в Елисаветград или Вознесенск по смене 4-м корпусом, то было б еще лучше; ибо я смотреть намерен там 2-й резервн. и сводн. кавал. корпуса, что составило б прекрасный сбор войск при сильной кавалерии и на весьма удобном месте; тогда бы 1-й корпус, после смотра около 15 сентября, мог бы прямо следовать на свои новые квартиры.
После этого смотра намерен я еще видеть флот Черноморский, а на обратном пути 1-й и 3-й резервн. кав. корпуса. Voilа ce que l’homme propose, Dieu disposera[207]; но я старею, и мне спешить надо смотреть все, что можно, доколь силы еще дозволяют. Здесь все тихо и хорошо.
Живем в уединении, что согласно с нашим душевным расположением. Смотрел вчера в Царском Селе образцовые войска и был ими весьма доволен. На днях видел здесь партию польских рекрутов; кроме непомерного числа брошенных дорогой больных, в одном здешнем лазарете из 360 человек оставлено 32 человека больных гнилыми горячками, из коих 9 трудных, а два бежали с одной дневки в Гатчине.
Навыворот, потом смотрел партию польских евреев; 150 человек как пошли из Варшавы, так и пришли, ни одного ни больного, ни беглого не имели с самого выступления, глядят весело, живо, здорово, словом, молодцами, тогда как те чуть живыми! Обрати на это внимание. По слухам, конвойные майоры крепко шалят; ежели изобличу, в три дуги согну мошенников, марающих мундир. Послал флиг. – адъют. строго исследовать.
С.-Петербург, 25 ноября (7 декабря) 1844 г.
Все касающееся расположения умов в царстве меня удивляет. Я это всегда предвидел и объявил вперед депутации, ежели припомнишь; не верив им никогда, не могу признавать себя обманутым. Но взираю на сие как новое не только право, но необходимость усугубить осторожности, строгой справедливости и приискания всех возможных мер, чтобы отнять все способы нам вредить.
Весьма важно то, что более и более революционный дух фанатизма мнимо католического ослепляет этих дураков до того, что они мне помогают наложить на них намордник. Этот намордник, который непременно на них наложу, есть присоединение духовной дирекции к Римско-католической коллегии здесь; я на это имею и власть, и силою заставлю себя слушать.
В другой раз тебе это объясню подробно, покуда о сем никому ни слова. Что же касается до теперешних открытий, желательно скорее кончить и сделать пример строгости.
С.-Петербург, 20 декабря 1844 г. (1 января 1845 г.)
Мнение твое насчет неисправимого сумасбродства поляков я разделяю в полной мере. Тогда, когда единство мер против их замыслов могло бы быть соблюдаемо не только у нас, но в Австрии и Пруссии, тогда можно было надеяться, что время излечило бы их от тщетных покушений и чрез сто лет могли бы они перерождаться; но когда, вместо того, видим мы совершенно противоположную систему с ними в Пруссии, а в Австрии все покоряется прегосподствованию католического фанатизма, пред которым все молчит, все уступает, тогда остается нам одна горькая юдоль – бороться и силой удерживать покой и покорность; тогда должно нам истреблять постоянно все, что нам вредно и опасно быть может, самая тяжелая и неприятная обязанность, но обязанность святая пред нашим Отечеством, драгоценной кровью два раза покорившим Польшу.
Не могу довольно повторить тебе, что при строжайшем правосудии надо непоколебимо идти вперед к цели: истреблять все способы нам вредить. Во главе всего враждебного нам ставлю духовенство и воспитание; первое должно сделать послушным вопреки всех препятствий, и я требую сего непременно и постоянно; второе начато, должно продолжать и все более утверждать на избранной стезе, и время увенчает наши труды.
Ни мнения, ни угрозы, ни ругательства иностранные не могут и не должны нас пугать; с нами Бог, и никто же на ны, и с твердым духом будем стоять за наше правое дело с полной надеждой на Божию помощь. Следствие предоставь законному течению и бери к ответу всех виновных; пощады быть не может в подобных замыслах.
Я был третьего дня в прекрасно устроенной Римско-католической духовной академии; ректор очень хорош и говорил мне с ужасом про дух духовенства в царстве, про дурное влияние, которое старались здесь приобрести приезжавшие епископы, и просил меня настоятельно не присылать в академию учеников из царства, не ручаясь за последствия, ежели придут в сообщение с его учениками, которыми покуда доволен.
Однако надо будет подумать, как сему помочь; ибо пора подумать о будущем духовенстве царства и приготовить его таким, каким надо.
С.-Петербург, 30 января (11 февраля) 1845 г.
Ты знаешь уже, что за несчастие вновь нас постигло! Непостижима воля Божия, а пред ней должно нам смиряться; но тяжело остающимся! По приезде твоем переговорим о многом, нам угрожающем; политический горизонт более и более чернеет, и нам должно готовиться на упорный бой, ежели не физический, то на моральный, с которым, может быть, труднее бороться.
Потому надо нам усугубить усилия отстранить все, что у нас нам угрожает опасностью, и устроить все так, чтобы в этом хотя быть со свободными руками. Мнимая папская булла – скорее счастливое появление, потому что многим откроет глаза и разуверит насчет мнимого католического усердия, служащего одной маскою чисто революционным замыслам, и потому, ежели уступать нам в справедливых наших намерениях устранять все опасное опасением раздражать или пугать католиков, мы сами им служить будем, т. е. революционному духу.