Такое отношение к советским людям, конечно, шло через головы гоминьдановских правителей. Простой китайский народ помнил и знал, как советские добровольцы сражались с его смертельными врагами — продажными китайскими милитаристами и японскими агрессорами.
Да, многое изменилось в Китае после 20-х годов, думал я. Но по-прежнему оставались бедность населения, грязь, болезни, безграмотность детей и взрослых в этих глухих местах, которые мы проезжали. Транспортные средства — ослик, носильщик с коромыслом, освещение — тунговое масло. Зажиточная прослойка — торговцы и местные помещики держали в кабале бедняков, творили над ними суд и расправу. Очень часто встречались калеки. Врачей было ничтожно мало, да у крестьян и не хватало средств на лечение. Даже в городе можно было встретить на улице зубодера, который кроме табурета, пары щипцов и ведра воды с кружкой, ничего не имел. Выдергивание зубов происходило самым примитивным образом. Помощник «доктора», здоровенный парень, держал сидящего больного за голову, а доктор грязными руками лез в рот, чтобы удостовериться, какой зуб больной, и уж потом пускал в ход щипцы. Вытащенный зуб обязательно отдавался на память пациенту.
Станции, на которых приходилось останавливаться и ночевать, обычно совмещались с китайскими ресторанами или харчевнями. При входе в такой ресторан-харчевню нас обычно встречал сам хозяин, отводил почетное место и лично наблюдал, чтобы нас хорошо обслужили. Сопровождавшие нас генерал Сюй и полковник Чжан не стеснялись в расходах. По китайскому обычаю официант (если его можно так назвать) о каждом заказанном нами блюде через все помещение ресторана певучим голосом извещал буфетчика, а тот в свою очередь, также нараспев передавал заказ на кухню, из которой исходили всевозможные запахи. Так официанты, буфетчик, весь обслуживающий персонал, включая хозяина, старались оповестить всех в округе, какие почетные и богатые гости посетили их заведение и какие кушанья они заказывают.
Заснуть на циновках, кишевших всевозможными паразитами, под стук камней, производимый игроками в мачжан[54], было трудно. Сопровождавшие нас китайский генерал и полковник имели специальные простыни, пропитанные каким-то составом. От него все паразиты разбегались или подыхали.
С точки зрения изучения страны, нравов и условий жизни трудового люда наше путешествие было очень полезным. Только таким образом можно было увидеть и почувствовать настоящий Китай. Можно прожить годы в таких больших городах, как Пекин, Тяньцзинь, Шанхай, но, не поездив по деревням и селам, не увидев условий труда и жизни простых людей, совершенно не знать Китая.
После долгого путешествия мы наконец прибыли в Эныни, где находился штаб командующего 6-м районом. Нас встретил командующий войсками района генерал Чэнь Чэн. Среди гоминьдановских генералов он считался одним из прогрессивных. Советником при Чэнь Чэне был полковник Гончаров, которого я знал как хорошего командира еще по войне с белофиннами. Выказав ярко выраженную любезность, генерал отвел нам лучшие помещения в городе, но одновременно окружил шпиками, которые работали так неуклюже, что мы тут же их распознали. Мои беседы с командующим районом были довольно откровенными. Я знал, что уговорами его не увлечешь на активные действия против японцев. Для китайского генерала в то время понести потери в войсках и материальных средствах и не добиться при этом успеха значило потерять авторитет и ощутить личный материальный ущерб. Ему нужно было пообещать нашу материальную помощь и поддержку со стороны Чан Кайши.
Итак, мы обещали Чэнь Чэну добиться у Чан Кайши, чтобы на главное направление наступления было придано как минимум 100 орудий с тремя боекомплектами снарядов за счет группы Ху Цзуннаня, хотя понимали, что получить разрешение Чан Кайши на такое перемещение будет чрезвычайно трудно. Вместе с генералом мы изучили обстановку предстоящей операции. Наиболее слабым местом в обороне японцев оказался участок севернее Ичана, который почти со всех сторон окружали китайские войска, кроме одного выхода по дороге на Ухань. Каких-либо прочных укреплений в районе Ичана у японцев не было, если не считать окопов и глинобитных стен домов в китайских поселках.
По словам полковника Гончарова, сам Чэнь Чэн не один раз продумывал операцию по захвату Ичана. Генерал предложил мне рассмотреть план, разработанный им вместе с его советником. Когда я ознакомился с ним, то увидел вполне приемлемый и почти законченный план операции, с которым тут же согласился. Я сделал несколько дополнений: не ограничиваться дневными боями, шире применять ночные действия и привлечь к операции дополнительно артиллерию как маневренный резерв в руках командующего.
Изъятие 100 орудий у армейской группы генерала Ху Цзуннаня, которая была нацелена против Особого района, несколько снижало ее боеспособность и разряжало напряженность между войсками гоминьдана и КПК. Собственно, в этом также состоял наш расчет.
Во время обсуждения в генеральном штабе вопроса о составе и количестве привлекаемой для захвата Ичана артиллерии мы неожиданно получили поддержку командующего артиллерийскими войсками китайской армии. Эта неожиданная поддержка заставила меня задуматься над тем, что собой представлял этот человек. Я дал указание своему помощнику по артиллерии ближе познакомиться с ним. Вскоре оказалось, что этот китайский генерал почти без акцента мог говорить по-русски, был родом из Маньчжурии и, по-видимому, когда-то учился у нас. Его «откровенный» разговор с моим помощником происходил без переводчика — как говорят, с глазу на глаз. Больше о себе он ничего не сказал, вернее, отказался говорить, но и этого для нас было достаточно…
Атаку решили начать ранним утром на всех подходах к городу после 10 — 15-минутного артиллерийского налета. Одной из дивизий была поставлена задача перехватить дорогу, идущую из Ханькоу на Ичан, и развить по ней наступление как на Ичан, так и в сторону Ханькоу, навстречу возможному подходу японских резервов с востока.
Из бесед с Чэнь Чэном, а также на основании информации советника Гончарова я понимал, что и сам командующий, и его штабные офицеры были заинтересованы в захвате этого богатого района. Они, несомненно, могли лично поживиться за счет налогов с крестьян, которые собирали здесь по два урожая риса в год. В то же время они учитывали опасность того, что японцы будут усиленно сражаться за этот богатый район и могут привлечь на помощь резервы из Ханькоу, перебросив их по суше или по Янцзы. Планом операции предусматривалось выделение сильных заслонов с артиллерией на направления возможного подхода японских подкреплений, а также создание резервов для парирования вероятных контрударов японских войск.
