Так не стало великой женщины, сыгравшей столь значительную роль в жизни Сергея Есенина.
Глава XII
«ИМЯ ТВОЕ ЗВЕНИТ, СЛОВНО АВГУСТОВСКАЯ ПРОХЛАДА»
Однажды Сергей Есенин сидел в квартире у Мариенгофа и у них зашел разговор о стихах про любовь.
— А у меня, — сказал Есенин, — стихов про любовь нету. Все про кобыл да телят. А про любовь — хоть шаром покати.
— За чем же дело стало? — спросил Мариенгоф.
— Для этого влюбиться надо. Да вот не знаю, в кого.
Мариенгоф знал, что Есенин никогда не писал ничего, к чему бы не подталкивала его жизнь. И стал подзадоривать Сергея:
— В городе, черт подери, два миллиона юбок, а влюбиться человеку не в кого! Хоть с фонарем в полдень ищи.
«На его поэтово счастье, — вспоминал Мариенгоф, — минут через двадцать Никритина вернулась к обеду вместе со своей приятельницей Гутей Миклашевской, первой красавицей Камерного театра. Крупная, статная. Античная, сказал бы я. Вроде Айседоры, но лет на двадцать моложе. Волосы цвета воробьиного крыла».
Августа Миклашевская действительно была очень красивой женщиной. Об этом в один голос твердили все, знавшие ее. Она, по всей видимости, была и незаурядной актрисой. Конечно, ее затмевала своим блеском несравненная Алиса Коонен, но достаточно вспомнить, что именно Миклашевская играла вперемежку с Алисой Коонен главные женские роли в репертуаре Камерного театра. Между прочим, примечательно, что она, как и большинство женщин Есенина, была старше его — правда, ненамного — на четыре года, — но все-таки старше.
Анатолий Мариенгоф, не склонный к комплиментам, писал о ней: «У Августы Леонидовны Миклашевской действительно была «глаз осенняя усталость» и «волос стеклянный дым». Я привык утверждать, что привык любоваться уродливой красотой. Но Миклашевская, Гутя Миклашевская, была прекрасна своей красотой. Такая красивая! Высокая, гибкая, с твердым и отчасти холодным выражением лица и глаза! глаза! Цвета ореха, прекрасные в своей славянской грусти. Я даже сказал бы: в отсутствии счастья. Их любовь была чистой, поэтичной, с букетами белых роз, с романтикой… придуманной ради новой лирической темы. В этом парадокс Есенина: выдуманная любовь, выдуманная биография, выдуманная жизнь. Могут спросить: почему? Ответ один: чтобы его стихи не были выдуманными. Все, все — делалось ради стихов».
Мариенгофу вторил Рюрик Ивнев, который ставил вообще под сомнение способность Есенина любить по-настоящему, утверждал, что Есенин «часто изобретал новую любовь — как это было с актрисой М., которой он ежедневно посылал цветы, и в то же время признавался своим друзьям, что она ему надоела».
Действительно, в это же время — осенью 1924 года — Есенин встречается с молодой поэтессой Надеждой Вольпин, которая в конце концов забеременела от него. И живет у Гали Бениславской, объявляя ее своей женой.
И тем не менее судьба мгновенно высекла искру — уже через несколько дней Есенин читал друзьям новое стихотворение:
Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Был я весь - как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.
Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.
Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил,
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.
Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали…
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
И словно плотину прорвало. Они с Августой Миклашевской встречались почти каждый день. Очень много бродили по Москве, ездили за город и там подолгу гуляли.
Стояла ранняя золотая осень. Под ногами шуршали желтые листья.
— Я с вами как гимназист, — тихо, с удивлением говорил ей Есенин и улыбался.
С ней он действительно становился другим — нежным, заботливым, деликатным. Миклашевская писала в своих воспоминаниях: «Много говорилось о его грубости с женщинами. Но я ни разу не почувствовала и намека на грубость».
В один из вечеров Есенин повез Миклашевскую в мастерскую Коненкова. Обратно шли пешком. Долго бродили по Москве. Есенин, как вспоминала Миклашевская, был счастлив, что вернулся в Россию. Радовался всему, как ребенок. Трогал руками дома, деревья. Уверял, что все, даже небо и луна другие, не такие, как у них. Рассказывал, как ему трудно было за границей.
И вот, наконец, он все-таки удрал! Он — в Москве!
Как-то раз они всей компанией сидели в отдельном кабинете ресторана «Медведь» — Есенин, Миклашевская, Мариенгоф и Никритина. Есенин сидел притихший, задумчивый.
— Я буду писать вам стихи, — сказал он тихо Миклашевской.
Мариенгоф грубовато рассмеялся:
— Такие же похабные, как Дункан?
— Нет, ей я буду писать нежные.
Вскоре подоспел выход номера журнала «Красная новь», в котором было напечатано стихотворение «Заметался пожар голубой…» Есенин хотел подарить Миклашевской экземпляр журнала и назначил ей свидание в кафе. Миклашевская задержалась в театре и опоздала на целый час. Когда она пришла в кафе, Есенин впервые при ней оказался нетрезвым. Он встал и торжественно вручил Августе журнал.
На их беду, люди, сидевшие за соседним столиком и наблюдавшие эту сцену, стали отпускать какие-то насмешливые и даже оскорбительные реплики. Есенин вскочил, начался скандал. Человек в кожаной куртке выхватил наган.
Есенин с каждым выкриком все больше пьянел. Это был первый есенинский дебош в присутствии Миклашевской. Она растерялась, не знала, что делать, испугалась за него.
К счастью, неожиданно появилась сестра Есенина Катя, уже привыкшая к подобным сценам, она предложила Августе взять Есенина под руки и увести из кафе. Он смотрел им в глаза и пьяно улыбался.
Дома они уложили Сергея в постель, он тут же заснул, а Августа сидела рядом с ним и плакала.
Вошел Мариенгоф и грубо сказал:
— Эх, вы, гимназистка, вообразили, что сможете его переделать! Это ему не нужно! От вас он все равно побежит к проститутке.
Немудрено, что есенинский друг Анатолий Мариенгоф не понравился Августе Миклашевской и что она его невзлюбила. Она не могла понять, что объединяет этих двух людей, таких разных, таких непохожих.
