Ознакомительная версия.
Однако реальные работы по советским компьютерам начались уже в 1948 году в Энергетическом институте АН СССР и в Институте электротехники АН Украинской ССР под руководством С.А. Лебедева. 4 декабря 1948 года И.С. Брук и Б.И. Рамеев получили авторское свидетельство на изобретение «Автоматическая цифровая электронная машина».
11 января 1949 года принимается Постановление Совмина СССР о разработке двух ЭВМ — БЭСМ Лебедева и «Стрела» Базилевского-Рамеева. В 1952 году Малая электронная счетная машина (МЭСМ) Лебедева начинает практически использоваться.
А нам талдычат, что в СССР Сталина и Берии компьютеры считались буржуазной выдумкой.
С весны 1949 года Министерство машиностроения и приборостроения СССР в кооперации с АН СССР приступило к организации проектирования и производства счётно-аналитических и математических электронных цифровых машин, о чём министр машиностроения и приборостроения СССР Пётр Иванович Паршин (1899–1970) сообщал Берии 30 апреля 1949 года.
Паршин докладывал:
«.Большие успехи, достигнутые в последние годы в развитии импульсной электроники, создали предпосылки для осуществления новых средств вычислительной техники — быстродействующих автоматических цифровых машин, способных выполнять вычисления в темпе тысячи и более арифметических действий в секунду.»
Министр просил Берию обязать ПГУ «принять участие в составлении технических условий на проектирование электронной цифровой машины». Это и есть то, что сейчас называется «компьютеры», нужные для расчётов и термоядерных зарядов, и систем ПВО, и плотин новых ГЭС.
Ровно за год до смерти Сталина — 6 марта 1952 года Президиум Совета Министров СССР дал указание «о строительстве здания для размещения быстродействующих математических вычислительных машин и расчётных математических бюро Академии наук СССР».
ЧУТЬЕ на новое у Берии было развито как минимум не меньше, чем у Сталина. Убивший Сталина и Берию Хрущёв в этом отношении — как, впрочем, и во всех остальных отношениях — и близко рядом с ними не стоял.
Все наши достижения в области ядерной физики, включая успехи и открытия фундаментального характера, полученные к концу «хрущёвских» 50-х годов, имели в своей основе соответствующую научно-техническую политику Сталина и Берии, понимавших, что новой России надо идти здесь на равных с мировыми научными лидерами, особенно — с США.
Первая в мире атомная электростанция, первый в мире атомный ледокол «Ленин», вторая в мире — после американского «Наутилуса» атомная подводная лодка «Ленинский комсомол» — всё это было задумано и начато ещё Сталиным и Берией, а воплотилось в металл тогда, когда ни Сталина, ни Берии уже несколько лет не было в живых, когда Сталин был оболган Хрущёвым «под занавес» XX съезда КПСС, а Берия и вовсе ошельмован.
Берия был к учёным и к их запросам — как деловым, так и бытовым — искренне внимателен. Хрущёв же учёных не любил — естественная реакция уже не классического мольеровского «мещанина во дворянстве», а новоявленного партоплазматического чинуши во власти.
Скажем, Берия курировал работы по баллистическим ракетам с пониманием перспективы, а увлечение Хрущёва ракетами было чисто дилетантским.
Берия уважительно относился к крупным людям — к тому же Сергею Королёву, однако Королёв никогда не смог бы при Берии проводить ту линию, которую считал верной он — Королёв, но которая нередко была далеко не верной объективно.
Хрущёв не относился уважительно ни к кому, а уж тем более — к людям независимым, человечески крупным. Но, как любой высокомерный чинуша, Хрущёв был склонен делать вид, что он «понимает» то, что ему говорят профессионалы, хотя они далеко не всегда были правы.
Берию не обманывали широковещательные обещания разработчиков новых систем оружия, он быстро улавливал слабости тех или иных проектов, а невежда Хрущёв возразить по существу не умел и то и дело шёл у разработчиков на поводу, а если и был с ними крут, то глупо, из чистой «вкусовщины».
Хрущёв не умел видеть проблемы верно, и, скажем, в то время как в США межконтинентальные баллистические ракеты (МБР) уже в середине 50-х годов имели примерно получасовую и менее готовность к старту, первые советские МБР надо было заправлять окислителем — жидким кислородом десяток часов при сохранении стартовой готовности всего в течение восьми часов, потому что работы по МБР, использующим высококипящие ракетные топлива, вначале не продвигались у нас так, как того требовала ситуация и позволяли отечественные возможности.
Наша первая МБР — знаменитая «королёвская» Р-7, «семёрка», на развитии которой полетел в космос Гагарин, имела кислородно-керосиновые двигатели, но для боевых межконтинентальных ракет более подходили хотя и более дорогие, токсичные и намного более сложные в эксплуатации, но позволяющие долговременную стартовую готовность и почти немедленный старт двигатели, использующие азотнокислые окислители и токсичное углеводородное горючее — несимметричный диметилгидразин (НДМГ), называемый в США гептилом.
Сторонником высококипящих топлив был Михаил Кузьмич Янгель, будущий создатель могучего семейства МБР Р-36, а противником — Королёв. После смерти Берии Королёва поддерживали промышленники, да и военные — ведь кислородные двигатели уже были серийно освоены, были проще в эксплуатации и по конструкции. Однако если бы Сталин и Берия были живы, все эти ухищрения «мадридского двора» ни к чему бы не привели.
Американцы на чём работают? На кислоте и гептиле? А раз так, то и вы, дорогие товарищи ракетчики, осваивайте для боевых ракет кислоту и гептил. А хотите посылать человека в космос на надёжных двигателях — мы вам не препятствуем, но вначале решите первоочередные оборонные задачи!
Собственно, последнее крупное постановление Совмина СССР по дальним ракетам от 13 февраля 1953 года, принятое под руководством Берии при живом ещё Сталине, как раз и ориентировало ракетчиков на высококипящий окислитель — азотную кислоту с окислами азота, применяемый на дальней ракете Р-12.
Но Хрущёв не был способен сделать верный выбор — у него для этого просто не хватало ни знаний, ни хватки, ни масштаба Берии.
Берия умел не мелочиться тогда, когда это было оправданно, однако уже после первых реальных успехов Атомного проекта стал заставлять атомщиков копейку считать.
(И не только, к слову, атомщиков! Так, 5 июня 1953 года, отвечая на письмо министра внутренних дел УССР Павла Мешика — 23 декабря того же года Мешика расстреляют по «делу Берии», — Лаврентий Павлович расценивал как непродуманную и необоснованную просьбу своего давнего соратника об увеличении штатной численности органов МВД УССР.)
Ознакомительная версия.
