— Вставай, ведьма! Костер ждет тебя!
Жанна настолько привыкла к этому окрику, что не обратила внимания. Она даже не открыла глаз. Тогда последовал пинок.
— Тебе говорят, вставай!
Нет, это не был обычный фокус. По лицам стражников было видно, что они не склонны шутить.
Жанна уселась на кровати и сразу вспомнила все.
Вчера попы особенно бесновались. Ей прочли снова двенадцать статей, утвержденных Парижским университетом. И опять — в который раз! — предложили отречься. Опять читали проповедь. Она ответила решительно, чтобы раз навсегда покончить с этим:
— Когда я увижу палача и костер, даже когда буду в пламени, я не скажу ничего иного, кроме того, что уже сказала.
Монсеньер епископ заявил, что «увещевания» окончены.
Что же будет сегодня?..
Странно… С нее снимают оковы…
В дверях две фигуры в сутанах. Это господа Жан Бопер и Никола Луазелер.
Мэтр Бопер сообщил, чго сейчас ее отвезут в назначенное место. Там ей будет дана последняя возможность раскаяться в своих преступлениях. А потом огласят приговор…
Мэтр Луазелер провожал ее до самой улицы, где ждала телега.
— Жанна, — шептал он, — поверь мне. Я забочусь лишь о твоем благополучии. Прими женскую одежду и сделай, что от тебя потребуют. Тебе не желают зла. Если ты покоришься, го будешь передана в руки церкви. Ты спасешься от англичан. В противном случае ты погибнешь.
Девушка задумалась. Это что-то новое: «…будешь передана в руки церкви… спасешься от англичан…» До сих пор ей ничего об этом не говорили. О, если бы только можно было ускользнуть от годонов, избавиться от этих ужасных тюремщиков! Неужели попы не понимают: ведь именно потому, что ее постоянно сторожат мужчины, она и отказывается снять мужское платье! Если бы изменили ее режим, она, конечно, не стала бы упорствовать. Что же касается отречения, то этого от нее никогда не дождутся: она не может отказаться от дела своей жизни даже ценою спасения этой жизни…
Кладбище Сент-Уэн было заполнено народом. Сегодня, 24 мая, здесь собрался чуть ли не весь Руан. Люди ждали интересного зрелища: страшная ведьма, которой пугали детей, Жанна из Домреми, по прозванию Дева, должна была здесь покаяться в своих грехах и выслушать приговор церкви. О колдунье судачили много, но до сих пор ее почти никто не видел: ее процесс, объявленный сначала публичным, проходил при закрытых дверях. Кое-кто из жителей Руана знал, что Дева не ведьма и не колдунья. Говорили, что она спасла Францию, что она любит простой народ. Но такие вести передавали тихим голосом и с оглядкой: всем было памятно, как господа англичане сожгли в Париже одну добрую женщину только за го, что га хорошо отзывалась о Жанне.
Против красивой готической церкви возвышались два эшафота. Большой из них занимали судьи. Рядом с кардиналом Винчестерским восседали епископ Кошон и инквизитор. По бокам расположились знатные прелаты, доктора и магистры, бакалавры и ассистенты. Нижние места занимали писцы.
Второй эшафот, тесно окруженный стражей, привлекал всеобщее внимание. На нем находились главные герои дня: подсудимая и человек, который должен был добиться ее раскаяния.
То был известный проповедник, доктор теологии, каноник церквей в Лангре и Бове мэтр Гийом Эрар. Его слава гремела повсюду. Его успех был настолько велик, что он едва успевал отвечать на приглашения. Вот и сейчас его с нетерпением ждали в богатой Фландрии. Мэтр Эрар нервничал. Он жалел, что согласился на сегодняшнюю проповедь. Фламандцы хорошо платили, а здесь много не получишь. Он решил по крайней мере восполнить материальные потери приумножением политического капитала: своей проповедью он собирался нанести чувствительный удар Карлу VII и подольститься к английским хозяевам.
Мэтр Эрар начал с того, что стал упрекать Жанну в многочисленных грехах. Она согрешила и против королевского величества, и против бога, и против католической веры. Никогда еще Франция не видела подобного чудовища: она и ведьма, и еретичка, и схизматичка, и совратительница. Она нарушила все божеские и человеческие законы и подвела под страшный удар свою страну и своего короля. Впрочем, король-то гоже хорош…
— О благородная французская династия, — соловьем разливался Эрар, — ты, которая всегда была покровительницей христианской веры, как тебя обманули! Карл, называющий себя королем, связал свою судьбу с еретичкой и раскольницей! И не только он, все его духовенство, себе на горе, впало в заблуждение, ведущее к страшному злу и пагубе!..
Жанна не слушала проповеди. Она давно уже привыкла ко всем этим словам и угрозам, они приелись и опостылели. Она жадно вдыхала воздух, смотрела в небо, прослеживая полег птиц. Она думала о том, как хорошо жить на воле, гулять по зеленой граве, нестись на коне среди полей и лесов. Неужели этого никогда уже больше не будет? Такому не хотелось верить. Она вырвется из рук годонов. В ушах все звучал шепот Луазелера: «…спасешься от англичан… будешь передана в руки церкви…» Конечно, попасть в руки этих попов тоже не сладость. Но это — жизнь. Сейчас важно выжить, а там… Там обязательно будет большая победа, которая освободит ее и ее страну.
Мэтр Эрар заметил, что подсудимая его не слушает. Он закричал:
— Я обращаюсь к тебе, Жанна! Я тебе говорю, что твой король еретик и схизматик!
Жанна вздрогнула. Этот гадкий поп, кажется, порочит ее короля. Но тем самым он наносит оскорбление милой Франции, всему народу, всем успехам ее дела! Нет, подобного она не допустит!..
Вынужденная перебить проповедника, девушка постаралась сделать это с возможной вежливостью:
— Мессир, при всем моем уважении к вам я готова поклясться жизнью, что мой король вовсе не такой, как вы утверждаете. Что же касается до моих слов и дел, то я одна за них в ответе.
Раздался одобрительный смех. Кто-то захлопал в ладоши.
— Прикажите ей замолчать! — взревел мэтр Эрар. Впечатление от проповеди было испорчено.
Жанна напряженно думала. Как, каким образом можно выиграть время? Как заставить их отложить вынесение приговора? Хоть бы какая-нибудь мельчайшая зацепка… И вдруг вспомнила. Во время процесса два монаха, пробравшиеся к ней в камеру, предложили ей апеллировать к римскому папе. Когда Кошон узнал об этом, он чуть не убил доброжелателей. В то время совет не принес пользы. Но почему бы им не воспользоваться теперь? Здесь, на людях, судьи будут вынуждены посчитаться с подобным требованием.
Жанна подняла руку.
— Я хочу что-то сказать… Я готова подчиниться святому отцу папе. Я прошу, чтобы мое дело было передано ему. Пусть он Сам меня выслушает…
