Ознакомительная версия.
Был такой случай. Перед нами роща на высотке. Как ни ткнемся в нее, так несем потери. Увидели, что чуть правее нас к роще ведет лощина. Если в нее спуститься, то из рощи наши танки не простреливаются. Но нужно до этой лощины проскочить по открытой местности метров триста. Решили с командиром батальона, что он первым на своем танке проскакивает в эту лощину. Разогнался по просеке и помчался. Дорога под уклон, скорость километров под 60, дымит, пылит. Благополучно влетает в эту лощину. Моя задача всех поочередно туда выпустить. Танк за танком, перебросили батальон в лощину, а от ее выхода до рощи всего метров сто. Мы развернулись и ворвались в нее. Задачу выполнили. Лес был хорошо подготовлен к обороне. Возле дорог были вырыты окопы, лежали «фаустпатроны». Были сделаны специальные доски по ширине просеки с закрепленными на них минами и фугасами, которые пехотинцы должны были вытягивать на веревке перед танками.
Вошли в рощу, не торопясь ее заняли. Пошел я в кусты. Только сел, как рванет недалеко, потом еще раз!!! Я скорее на дорогу! Ребята увидели столько «фаустов» и давай их расстреливать по деревьям. Кто ж знал, что я там сидел!
Чем ближе к Берлину, тем больше чувствуется, что подходим к столице. 20-го числа вышли в зону дачных поселков — красивые рощи, коттеджи. Умели, собаки, и отдыхать, и строиться… За каждый метр приходилось сражаться…
Хорошее, прекрасное утро. До Берлина 20 километров! Салют! По логову фашистского зверя — огонь! И по одному выстрелу пальнули. Такое настроение. Где-то рядом немецкий аэродром, оттуда взлетает самолет, он еще не успел набрать высоту, пролетает над нами, и его сбили.
Подходит командир танка, на котором я езжу: «Товарищ старший лейтенант, я смотрю, у вас нет трофеев». — «На черта они мне? Я как-то раз уже собрал посылку — туфли, материал, все как положено. А потом мама присылает письмо: „Костя, не присылай, пожалуйста, посылок. По адресам, куда приходят посылки, потом наведываются“». — «И все же, товарищ старший лейтенант, давайте мы вам что-нибудь подыщем». Проходит минут 15–20, мчится один из членов экипажа: «Все! Нашел, товарищ старший лейтенант, пойдемте». Пошли. Приводит меня в подвал коттеджа. Через подвал натянута веревка, а на ней висит пять шуб. Папе, маме, мне, сестре и девушке (она не стала женой, но у меня была девушка, с которой я переписывался. Мне запомнились эти треугольнички. Помню, в Белоруссии я был офицером связи бригады. Мотаюсь, то меня тут обстреляют, то там. Вдруг встречается почта: «Товарищ старший лейтенант, вам есть письмо». Пишет: «Вот сегодня всем классом мы поехали на Волгу, загорали, хорошо провели время. Пели песни». Знаешь, как приятно такое читать?! Есть места, где тихо, светит солнышко…). Ребята сверху притащили чемодан, в него запихнули все пять штук: «Ну, все, товарищ старший лейтенант, у вас есть с чем приехать домой». На танке три бачка по 90 литров. Один бачок долой. Чемодан обернули брезентом, стянули ремешками, сделали по форме бачка и к борту.
Через некоторое время команда: «Вперед!» Заняли какое-то село. Приказ: «Командир батальона, начальник штаба — на площадь!» Мы только заняли, только ворвались в это село, какой дурак нас на площадь зовет?! Я понимаю, куда-то к танку, в окопы, в подвал, а то на площадь! Ладно, приказ есть приказ — он не обсуждается. Пошел. Грязь непролазная. У сапога оторвалась подошва. Я взял веревку, примотал, чтобы они не хлюпали, конечно, ноги мокрые. Навстречу комендант штаба бригады Бобров. Он дружил с Симочкой, которая к тому времени уже уехала домой рожать. Он посмотрел: «Что у вас такое?» — «Да вот. У меня нога маленькая, 38-й размер, а тут сороковой…» — «Постойте здесь. Один момент». Куда-то сбегал, принес немецкие сапоги с подковкой. Эти сапоги я потом лет семь носил. Собрались на площади.
Оказывается, это Морозов приказал собрать всех офицеров батальона. И как нас накроет! Я стоял недалеко от танка. Как только разорвался снаряд, я прыгнул за танк головой и ногами вперед, а попа отстала немножко… и в нее осколоки! Четыре раза подбивали в танке, контузия, шоки были… а здесь ранило, а Боброва убило… Ребята меня сразу в танк, штаны вниз, сразу полотенце со спиртом и в подвал. Всех раненых погрузили на танк и в медсанвзвод, что стоял в двух километрах в рощице. Рану открыли, обработали, в машину и в корпусной медсанбат. Там уже кровати… Ножичком порезали, все почистили. В кузов машины сено, брезент, погрузили и за Одер в госпиталь. Таких, как я, целый коридор. Оттуда нас берут на операцию. Местный наркоз… Женщина-хирург с шутками по поводу места моего ранения вытащила осколки. Перевели в палату — комнату жилого дома в полуподвале. На следующий день встаю на ноги, я же футболист, танцовщик — если не ходить, срастется не так. На костыли. На третий день вопль сестер: «Ты боишься, что мышцы на заднице не так срастутся, а у тебя все течет, весь хирургический материал на тебя перевели». Говорю ребятам: «Нам нужно устанавливать с нашим хирургическим отделением твердые, хорошие отношения. Давайте сделаем благодарственный ужин». В окно видны только ноги. Прошел солдат, мы его окликнули: «Слушай, солдат, тебе часы нужны?» — «Да». — «Канистра спирта! Полчаса тебе времени. Через полчаса другого пригласим». Проходит полчаса — приносит. «Пробуй!» Попробовал, нормально, не ослеп. «Кто пойдет к начальнику отделения?» — «Ты затеял, ты и иди». Я прихожу на перевязку: «Есть предложение вместе поужинать. Приглашаем все ваше отделение. Три хирурга, четверо сестер. И нас семь человек». — «Хорошо». Я в столовую, к нашему шеф-повару прикостылял: «Нам нужен ужин. Мы пригласим медперсонал. Нас будет около двух десятков. Хватит тебе 5 литров спирта?» — «Вполне». Вечером на ужин всем составом… Оставшийся спирт смешали с соками, сделали легкий женский напиток — и вкусно, и скромно, не перепились… Паника случилась, когда дежурный по госпиталю появился, но мы его тоже угостили. Устроили танцы — взяли расчески, бумагу… музыкальное сопровождение. Все очень хорошо прошло, все были довольны. Во всяком случае, на следующий день я прихожу, девчонки говорят, чтобы не тратить на тебя много бинтов, сделаем тебе гипсовую повязку. Вопрос перевязок стал очень простым. Сразу снизился расход перевязочных материалов.
Ребята воюют, приезжают оттуда, навещают. Знаю, что войска подходят к городу. Настает 25-е число — пятый день после ранения. Я уже хожу по улице. Смотрю, машина нашей рембазы. Фельдшер и командир ремонтной роты сдружились (после войны они поженились), а тут ее ранило, и водитель привез ей гостинцев: сгущенку, шоколад. Я говорю водителю: «Без меня не уезжать. Я сейчас». Поднимаюсь наверх в палату: «Ребята, я уезжаю в бригаду, хочет кто поехать?» Желающих не нашлось. Нам сказали, до июля месяца мы будем гарантированно лежать. Чего нарываться? Хватит уже — все уже навоевались. Я в кабину… Часа через 3 я с костылем уже был на северной окраине Берлина. Начальник штаба бригады увидел: «Ты что?! Весь в бинтах!» — «Все нормально». — «Иди в медсанвзвод, будешь пока находиться там». — «Есть!» Здесь как раз бронетранспортер с саперами. Я туда… А тут танки навстречу. На первом командир батальона майор Ярцев: «О! Костя!» Я на танк… На остановке ребята говорят: «Товарищ старший лейтенант, жив ваш чемодан!» И пошла война по улицам — танки поддерживают пехоту, простреливая улицу. Пехота продвигается, занимает перекресток. Танки подтягиваются — пушка влево, пушка вправо. Держат перекресток и, если надо, отражают контратаку. Карт никаких нет. Заплутать можно запросто. Наступление продолжалось и днем и ночью. И ночью мы один раз действительно плутаем — ориентироваться тяжело. Все горит. Вдруг появился Морозов и начинает орать на майора Ярцева, моего командира батальона. Увидел меня: «Шипов, принимай командование батальоном! Разбирайся здесь! Все, я поехал!» — он уезжает. Я поворачиваюсь к комбату: «Чего на меня смотришь?! Ты что, не видел, когда он бывает пьяным. Если он хочет назначить меня командиром, пусть он пишет приказ, объявляет приказ при личном составе. А этих пьяных вспышек я наслушался вот так! Так что ты командуй и плюнь на это!»
Ознакомительная версия.
