Едва нашел я нового товарища, как примчался денщик поручика Моллера:
- Ротный требует, Александр Ильич. А мне за новой формой для тебя сходить велено.
- Какая еще новая форма?
- К поручику доставлю - поглядишь.
Признаться, мне нравился поручик Моллер. Он был деловито отважен и завидно при этом хладнокровен, прост в общении и строг к дисциплине, а с офицерами всегда сохранял спокойное приветливое достоинство, удерживая на дистанции любителей нашего национального панибратства.
- Рядовой первой роты...
- Садитесь, Олексин, - устало прервал поручик. - Садитесь, пейте вино. Вино доброе, его в России во всех трактирах за французское выдают.
Вина мне хотелось: уголек в душе залить. Но спросил. Скорее для уточнения, поскольку до сей поры мы столь за-просто с Моллером еще не встречались.
- А вы компанию солдату не составите?
- Так кружка-то одна у меня, - проворчал ротный. - Своей не прихватили? Ну, значит, по очереди пить придется. Пейте пока свою долю, у меня бок дьявольски ноет. Чеченец перед смертью кинжалом достал.
Я выпил залпом, но жажды не утолил. Хотя проглотил наконец-таки ком в горле, вином смоченный, да так и не размякший. Наполнил кружку для поручика.
- Наш батальон отводят на отдых и ремонт, - продолжал Моллер, выпив свою порцию. - А всем офицерам, бывшим в деле, дан отпуск для забвения душ и восстановления тел. Если вам не очень оскорбительно числиться моим денщиком, я впишу вас в свою подорожную. И укатим мы с вами отсюда подальше. Кстати, с весьма и весьма любопытным человеком познакомитесь. Согласны, Олексин? Прощения прошу, если чем обидел ненароком, но нет другой возможности вас хоть на время в приличное общество вытащить.
- Искренне благодарен вам, поручик.
- Ну, так пейте прямо из бутылки. Это позволит нам чокнуться по поводу личного знакомства.
Мы чокнулись, выпили каждый из своей посудины, и мне как-то полегче стало. Меньше ссадину в душе ощущал.
- У вас есть статский костюм?
- В обозе. Если не украли.
- Пошлем за ним. Но до Пятигорска ехать вам придется в солдатской форме: условия игры, ничего не поделаешь. Наливайте, наливайте. Напьемся и спать завалимся, ваш костюм денщик доставит. Да, реляцию на "Георгия" я майору Афанасьеву уже подал. Даст Бог, пройдет без осечек.
- Благодарю, поручик.
- Ох!.. - Моллер скривился, схватившись за бок. - Кажется, поездка отменяется. Опять кровь из раны пошла. А жаль, искренне жаль. Из ада нашего вырваться да вас вырвать...
- Снимите мундир.
- Зачем?
- Рану хочу поглядеть.
- Из любопытства, что ли?
- Да. Снимайте, снимайте.
Моллер скинул мундир. Нижняя рубаха была в крови. Я разодрал ее, обнажив глубокий кровоточащий порез вдоль правого ребра.
- Ложитесь на левый бок. Много вы сегодня натерпелись, но придется еще одну боль вытерпеть, хотя и немалую. Иначе весь отпуск и впрямь насмарку пойдет.
Пока он, кряхтя, укладывался, я снял с ремня лядунку, посыпал из пороховницы его рану и запалил трут.
- Будет очень больно. Зато и кровь уймется, и зараза не прицепится.
- Давайте, Олексин.
Я поджег порох. Поручик вскрикнул, задергался, заскрипел зубами:
- Черт вас возьми с вашими способами...
- Не мои это способы. - Я налил вина. - Выпейте, поручик. Средство я применил зверское, но действенное, поверьте. Теперь у вас - просто ожог, а не кровоточащая рана.
- Ох!..
Лицо Моллера покрылось крупными каплями пота. Он жадно выпил кружку до дна, тут же потребовал вторую, осушил ее и только тогда обрел силы полюбопытствовать:
- Солдаты научили?
- Солдаты много чего знают и умеют, но научил меня этому прижиганию старый моздокский врач Матвей Матвеевич. И спасибо ему, иначе в солдатчине не выживешь. Выпейте еще и постарайтесь уснуть. День поболит, и о ране позабудете.
- Сейчас мой денщик вам форму принесет, - ротный говорил с трудом, сквозь зубы. - Надо его с запиской в обоз послать. За вашим цивильным нарядом. Возьмите бумагу, я продиктую официальный запрос, пока силы есть.
Поручик продиктовал, выпил еще кружку вина и уснул еще до того, как денщик вернулся с новой солдатской формой для меня. Он нисколько не удивился, когда я тут же направил его в обоз за своими вещами. Все солдаты в нашем полку знали, что я - разжалованный офицер, и все воспринимали это как явление того же несерьезного порядка, что и барский каприз.
Денщик ушел, а я завалился на ковер рядом с постанывающим во сне поручиком, но мне не спалось. Несмотря на ночной марш, рассветное карабканье над пропастью, тупую боль в затылке и ломоту во всем теле. Пережитой ужас, небывалое перенапряжение и тяжкая надорванность души изгнали сон мой. Тело требовало его, но душа отвергала, и я маялся между физическим изнеможением и духовной истеричностью своей настолько, что даже не ощущал и краешка радости, что вскоре, даст Бог, украшу свой мундир знаком самого весомого ордена Российской империи - ордена святого Георгия.
Вместо радости мне почему-то грустное виделось. Прощание с молочным братом Савкой. Верным Клитом моим...
- Сохрани тебя Бог, Александр Ильич, сохрани тебя Бог, - Савка плакал в голос, громко всхлипывая. - О поместьях своих не думай, не береди душу свою: я теперь за них в ответе полном. Ведь дразнил же я тебя, когда говорил, что извозным промыслом займусь, злил со зла собственного, уж прости ты меня, ради Христа. Рукой твоею там остаюся, Господом Богом тебе клянусь...
Уехал наконец на почтовую станцию в тарантасе своем. А я стоял у трактира, пока пыль за ним не осела. И очень жалел, что зареветь не могу...
А потом пошел в Воинскую управу и отдал все бумаги, получив взамен солдатскую казарму.
И клетка захлопнулась.
Четвертый марш
До Пятигорска мы добрались, пристроившись к испуганно напряженному ревизору-полковнику, неторопливо, с оглядкой поспешавшему из Петербурга в Тифлис. Я, естественно, поспешал в обозном арьергарде, но это обстоятельство куда больше смущало моего милого командира, нежели меня самого, поскольку поручик ехал в офицерском окружении полковника. Силы наши были значительны, и разрозненные отряды разбитых в Чечне горцев не решались нас тревожить. Миновав опасные места, мы расстались с конвоем полковника и остановились на ночевку в перегоне от Пятигорска.
- Надевайте ваш цивильный костюм, Олексин, - сказал поручик. - Мои приятели, местные офицеры, жаждут отужинать с участниками штурма Ахульго.
- Мне выдать себя за скупщика краденых ковров?
- Оставьте вы, право, у меня и так бок ноет от вашего первобытного лечения, - поморщился Моллер. - Весь положенный нам отпуск вы в прихожей все равно не отсидитесь. О вас уже знают и, поверьте, не удивляются: на Кавказе разжалованных хватает.
