Запись в дневнике от 12.IV.49: «Проф. А. А-й прислал свою рецензию, наполненную издевательствами и бранью. Меня он обвиняет в невежестве, любви к воспеванию предательства, желании возвеличить врагов (немцев, шведов) и принизить русских». Другой рецензент – писатель А. Ю-в также посчитал роман «неприемлемым».
Профессор А. А-й – это, по всей видимости, Артемий Арциховский, крупнейший знаток древнего Новгорода, заведующий кафедрой археологии МГУ, консультант на съемках «Александра Невского». Почем историк, известный своей порядочностью, вдруг ополчился на Яна? Неприязнь к дилетанту? Нет, он подчинился требованию момента. Борьба с космополитизмом, начавшаяся в январе 1949 года со статьи в «Правде» о чуждых настроениях в театральной критике, перекинулась на историческую науку. «Безродные космополиты наших дней искажают историю героической борьбы русского народа против своих угнетателей и иноземных захватчиков», – клеймил идеологических вредителей журнал «Вопросы истории». В марте в Институте истории АН СССР заседал ученый совет, осудивший порочные попытки ряда исследователей принизить роль русского народа, значение Руси и славянства в истории Европы. «Борьба с космополитизмом имеет огромное значение в деле воспитании советского народа в духе животворного советского патриотизма», – констатировал совет [9].
Василий Ян заручился поддержкой академика Степана Веселовского и профессора Сергея Бахрушина, заведующего сектором истории СССР до XIX века Института истории АН СССР. Но что могли значить рецензии ученых, одного из которых только что обвинили в «буржуазном объективизме», а другого подозревали в покровительстве космополитам в своем секторе? Гослитиздату было достаточно намека на вероятную порочность переданной рукописи романа. Обращаться за помощью к академику Минцу тем более не имело смысла – при всей своей преданности марксизму он тоже оказался под ударом: «Минц возглавлял группу историков, допустивших антипатриотические ошибки…».
А. Ю-в – несомненно, Алексей Югов, сочинивший в 1944 году роман «Даниил Галицкий», переизданный после войны. Югов писал свою книгу об Александре Невском и в 1949 году собирался сдавать ее в печать. Он, как и Ян, считал князя Александра гениальным полководцем и искусным политиком. Он тоже изучал летописи, исторические исследования и составил собственное представление об оттенках эпохи, причинах событий и мотивах людей, к ним причастных. Югов был уверен, что Александр боролся с «согласованным напором татар с востока, немцев с запада» и, показывая лояльность Орде, при этом тайно вдохновлял восстания против «поганых» в русских городах [10]. В диалогах и описаниях у Югова немало анахронизмов. Он придумывал или переиначивал события и высказывания исторических лиц, нужные ему для сюжета. Пользуясь правом романиста, строил художественные версии. Так, летописный эпизод о бунте новгородцев против татарской переписи превратил в обстоятельный рассказ о противостоянии князя-государственника и города-раскольника, не видящего общерусских интересов. Александр Невский умер в 1262 году, возвращаясь из Орды тяжело больным; Югов расписал, как князя отравили по наущению монгольской знати и европейцев, живших при дворе хана Берке.
Василий Ян жил образами прошлого, создавал увлекательную историческую сказку о добре и зле, свободе и насилии, подвигах и коварстве, любви и ненависти. То, что сочинял Алексей Югов, было созвучно политическим настроениям времени. Его новый роман вышел в сентябре 1949 года под общей обложкой с «Даниилом Галицким» и заглавием «Ратоборцы». Рецензенты отмечали стилистические недостатки книги, но они же называли ее выдающейся. «Автор создал полотно большой глубины и силы, в котором историзм событий проникнут светом сегодняшней жизни, – восхищался писатель и сценарист Петр Павленко, трижды лауреат Сталинской премии. – Великолепный отпор, данный Александром Невским немецким псам-рыцарям, был подготовлен русским народом без всякой помощи извне, наоборот, в обстановке бесконечных предательств со стороны Запада… Оружие, победившее на Куликовом поле, и люди, владевшие этим оружием, ковались дома… О том, как зарождались и назревали могучие силы русского государства, и повествует А. Югов. Мы вскользь знали об этом по историческим сочинениям, но у нас никогда не было такого проводника, который, взяв нас за руку, ввел в просторы истории, как вводят в Планетарий, где показывают картину небесного свода прошлых столетий с такой убедительностью, точно велели ей заново повториться» [11].
Неизвестно, видел ли Ян эту рецензию, но «Ратоборцев», несомненно, читал. И мог сделать для себя вывод: с «Александром Беспокойным и Золотой Ордой» он опоздал. «Я потрясен, но в таких случаях оглушительных ударов я не только не сдаюсь, а сжимаюсь в кулак и готовлюсь сделать новый прыжок, – записал он в дневнике в апреле 1949 года. – Чтобы опрокинуть и отбросить препятствие и выйти опять на свободную, благополучную дорогу…». Сделать так не получилось. Жизнь уготовила для Яна очередное испытание, мучительнее прежних. Арестовали сына.
***
Миша хотел стать писателем. «Эти прошедшие четыре года, – сообщал он отцу в июне 1945-го, – очень много дали мне обогащающего разум… Мне кажется, что полоса испытаний для меня еще не кончилась, многое ожидает впереди. Удачи и неудачи идут полосой. Я смотрю на это спокойно…». «Все, что ты испытал до сих пор, – это накопленные, а не истраченные впечатления, – отвечал Василий Ян. – Это походный ранец, набитый путевыми записками, частью стершимися, а частью сохранившими всю яркость непосредственных переживаний и впечатлений. Когда ты попадешь в мирную обстановку, то сможешь вытаскивать из ранца лоскутки и целые записные книжки, и начать создавать все, что ты захочешь – и сказки, и эскизы, и рассказы, и целые повести. Будет ли это написано на бумаге или в красках изображено на полотне – это уже дело твоего вдохновения, взволнованности, творческого каприза» [12].
Сын жаловался на душевное одиночество – его брак распался, но снова и счастливо женился. Подрабатывал как художник и попробовал «взяться за перо». Михаил Янчевецкий выбрал не историю, не фантазию – современную антивоенную тему. Сочинил пьесу «Игра с огнем», работал над романом «Доллар атакует мир». Новые и старые рукописи вместе с дневниками и письмами изъял оперуполномоченный МГБ при аресте в ночь на 17 мая 1949 года. Это все, что могла рассказать Василию Григорьевичу невестка Дина, оставшаяся с полуторагодовалой дочкой на руках.
