Ознакомительная версия.
По возвращении в Москву накануне пленума ЦК состоялся секретариат ЦК. Обсуждались разные текущие вопросы. Среди них почему-то встал вопрос о развитии библиотечного дела. Отчитывался министр Николай Губенко. Он говорил поначалу скучно, отчитываясь о скучном деле. А потом неожиданно взорвался: «Не пойму, почему в такое горячее политическое лето мы решили заняться библиотеками? Ведь мощные оппозиционные силы стремятся свергнуть существующую власть. Скажу больше: уже готовятся расставить под Москвой столбы, как во время Спартака, где подвесят всех нас — членов ЦК». И он обвел все в зале руками с явной иронией.
Возникло замешательство. Но в этот момент из приемной выглянула дежурный секретарь и громко объявила: «Михаил Сергеевич просит к телефону Кравченко». Я вышел и взял правительственную трубку.
— Леонид, здравствуй. Ты мне срочно нужен. Хватит штаны протирать на этом пустом заседании.
Мне пришлось покинуть заседание секретариата ЦК и ехать к президенту. Про себя подумал: «Горбачев уже в грош не ставит ЦК».
Тем временем в Верховном Совете СССР взорвалась еще одна «бомба». Депутатская группа «Союз» каким-то образом установила, что тайно еще полгода назад при участии Шеварднадзе и Яковлева удалось договориться с США о передаче им нашего большого морского шельфа. Он начинался от Берингова пролива и простирался на юг на сотни километров. Вопрос бурно обсуждался, но ответа так и не получили: что это — всего лишь намерение или состоявшаяся акция? Прошли годы, но, как утверждают специалисты, эта акция, не оформленная государственными актами, все же осуществилась.
Глава XXV
НЕКОТОРЫЕ ШТРИХИ
К ПОРТРЕТУ ГОРБАЧЕВА
Придя к власти, Горбачев быстро понял, что телевидение — мощнейший инструмент воздействия на умы и сердца людей. Он не раз потом говорил, насколько сильным, при правильном использовании, может быть влияние телевидения на общественное мнение. Например, если нужно найти упреждающие решения при проведении каких-то непопулярных мер, выступление по телевидению с разъяснением позиции, сути экономических и политических акций давало немалый эффект.
И мы никогда ему не препятствовали в этом. От одного всегда пытались уберечь: его выступления не должны быть затянутыми, превращаться в доклады, а должны передаваться по телевидению в изложении, независимо от того, где и в связи с чем он выступал.
Я вспоминаю один очень трудный случай — а их было немало — когда нужно было подготовить репортаж с выступлением Горбачева на всесоюзном совещании руководителей крупнейших предприятий страны. Это было двухдневное совещание, организатором выступил промышленный союз, а открывал его лидер промышленников, небезызвестный Тизяков, ставший потом членом ГКЧП. Участники совещания очень настаивали на присутствии Горбачева, на его выступлении. Звучало много критики в адрес президента, ему пеняли на то, что в стране утрачивается управление, разорваны экономические и хозяйственные связи.
Довольно жестко ставился вопрос о том, что в стране игнорируется главный товаропроизводитель— предприятие. В рыночных условиях, говорили выступавшие, необходимо использовать различные формы собственности, пора кончать с командованием из центра. Госпланы теперь не помогут, нужно побольше предприимчивости, инициативы, доверия к самим предприятиям. Но в условиях, когда расстроились связи, когда границы суверенных республик стали полузакрытыми, когда предприятия стали откровенно срывать поставки только потому, что продукция уходила в другую республику, другую страну, а значит, устанавливались таможенные барьеры в едином когда-то экономическом пространстве, все эти конструктивные идеи встречали массу препятствий.
В этих условиях и проходило совещание. Большинство ораторов в резкой форме оценивали ситуацию. Они требовали наведения элементарного порядка. Поскольку Горбачеву очень сильно доставалось в ходе этого совещания, он с большой неохотой отправился туда. Выступил, но очень неудачно. Не сдержался, «завелся», вступил в перепалку с залом. Поэтому в целом защищал свою позицию неаргументированно. Речь прерывалась топотом ног в зале и даже захлопыванием. В итоге, когда готовили телевизионный вариант, это оказалось задачей архисложной. Я сам этим занимался, редактировал, участвовал в монтаже. В конце концов, получился вполне сносный телевизионный репортаж.
Помню, позвонил Горбачев и сказал: «Леонид, как ты умудрился сделать таким стройным и убедительным мое выступление? По-честному, я провалился, не зря есть примета: не хочешь — не делай. Меня Раиса Максимовна отговаривала идти к этим командирам производства. Но рассудил — уклоняться нельзя. Но видишь — примета подтвердилась. А ты молодец». В ответ я признался, что собрал его выступление из разных фрагментов.
Я близко был знаком с той обстановкой, в которой работал Михаил Сергеевич Горбачев, и с теми, кто его окружал. Хорошо знал его помощников, секретариат, руководителя охраны генерала Владимира Медведева, который всегда, как тень, был рядом с президентом. Мы даже по-хорошему, по-товарищески с ним дружили. Знал коменданта Кремля, основных охранников. Каждая запись телевизионного выступления Горбачева или встреча у него в кабинете означали, что я так или иначе с кем-то из этих людей предварительно общался. Долгое время свободно проходил без всякого досмотра. Только позднее для всех было установлено специальное приспособление в коридорах, недалеко от кабинета президента, через которое, как через турникет, проходили для досмотра. В приемной Горбачева всегда был не только кто-то из секретариата, но нередко и представители службы безопасности.
В кабинете за спиной Михаила Сергеевича был флаг Советского Союза. Почти всегда на столе рядом лежал кейс. По левую руку отдельно стоял не очень современный по нынешним стандартам крупногабаритный пульт телефонов прямой связи.
Он всегда был аккуратен, не любил, чтобы его стол был завален какими-то документами, самое необходимое держал под руками. Я не раз убеждался, что разговаривал он у пульта стоя. Нередко Михаил Сергеевич подключал и других абонентов, мог выходить на другой город и подключать какую-то республиканскую столицу, чтобы поговорить с руководством этой республики и, вместе с тем, разговаривать с московским абонентом, таким образом совместно обсуждая проблему. Связь у него была налажена безукоризненно.
Я не привлекался к подготовке каких-либо документов специально для президента, но время от времени после телевизионных записей он мог сказать: «Леонид, зайди». Я заходил, и он давал указания, рекомендации, советовался или просто исповедовался. Это было для него важно, как мне кажется, для самопроверки.
Ознакомительная версия.
