Ознакомительная версия.
Свобода действий Рундштедта. Почему надо сражаться до конца?
Когда в сентябре 1944 года Рундштедт принял на себя высшее командование на Западе во второй раз, он поставил условие, чтобы Гитлер наделил его широкими полномочиями, на что его подтолкнул прежний неблагоприятный опыт. Ему даже дали власть над определенными частями резервной армии на Западе, и у него появилось право давать указания по вопросам, касающимся обороны, гражданских властей и гаулейтеров. Следовательно, можно было ожидать, что он получит такую же свободу действий в чисто военных вопросах. Сначала так оно и было. Между тем, как только ситуация неожиданно стабилизировалась и непосредственная опасность немного смягчилась, ОКВ вновь стало вмешиваться в детали. Это началось с запрета на отход за Ваал и продолжилось предписанием каждой подробности ведения наступления в Арденнах. Положение ухудшилось в 1945 году. С Запада пришлось передать шестнадцать дивизий, большинство из которых были высокого качества, и большую часть артиллерии в пользу Восточного фронта. Хотя он сделал это без малейших колебаний, чтобы еще больше германской территории не попало в руки Советов, сокращение сил этого фронта почти на одну треть было весьма ощутимым. Ставка Гитлера объявила, что она полностью приняла в расчет эти обстоятельства. И все же она вообще ничего не сделала. Вместо этого следовали упреки, а отношения становились все более натянутыми. Гитлер был уже вне себя, потому что во время наступления Рундштедт часто выражал, а иногда довольно горячо, свое противоположное мнение и раздражение по поводу постоянного вмешательства в дела, за которые он отвечал. В январе 1945 года, чтобы сберечь войска, командование предложило оставить весь запад Голландии. Эти предложения не только были отвергнуты, но был отдан приказ, чтобы Нидерланды оборонялись. Естественно, все это были пустые слова. Вскоре после этого Рундштедт вернулся к вопросу в очередной телеграмме к Гитлеру. В крайне настойчивых выражениях он заявил, что единственная и решительно важная цель – восстановить коммуникации на фронте и предотвратить прорыв на стратегическом уровне. Перед лицом такой необходимости политику цепляния за каждую пядь германской земли в жесткой форме, в которой это сейчас приказано, следует отбросить. Более того, сейчас неразумно производить излишние приготовления для организации обороны на восточном берегу Рейна. Несмотря на то что реки больше не представляли собой такие же препятствия, как в прежние времена, союзники позаботились о том, чтобы тщательно приготовиться к переходу через Рейн. Нахождение слишком далеко на западе от реки повышало опасность того, что враг начнет наступать на пятки германским войскам. Сохранит ли ему Гитлер свободу действий? Вначале ответа не было. После настойчивых напоминаний ответ пришел – и всех разочаровал. Гитлер настаивал на своем требовании о том, чтобы защищать каждый фут земли. Он указал на силу Западного вала. Он запретил сдавать даже мельчайший плацдарм без своего разрешения. Рундштедт не оставил свои попытки и возобновил просьбы. Он доложил, что войска «сыты по горло войной». Страдания гражданского населения выливались в тяжелейшие моральные столкновения с солдатами. А что касается Западного вала, то Верховное командование, очевидно, забыло, что его огневые позиции, построенные наспех, ни в коем случае не были надежными с тактической точки зрения даже во времена его строительства. Более того, средства разрушения укреплений за время войны стали гораздо мощнее. Следовательно, войска лишь отчасти верили в эффективность Западного вала. И особенно им не нравились бесчисленные бункеры с тонкими бетонными крышами и фронтальными бойницами, потому что разрушались при самом легком обстреле, а занимающие их солдаты могли быть ослеплены огнеметами. Солдаты предпочитали избегать таких огневых позиций и пытать счастья на открытой территории. К тому же войск было недостаточно, чтобы заполнить все эти бункеры. По этой причине была неоправданна значительная протяженность линии фронта только ради удерживания войск Западного вала. Весь фронт в таком случае скорее мог бы обрушиться.
Это было уже слишком. Реалистический анализ Рундштедта затронул самые чувствительные струны гордости строителя Западного вала. После потери моста у Ремагена в марте 1945 года «пороховая бочка взорвалась». Рундштедт был отправлен в отставку, его сменил Кессельринг. Я остался только по настоятельному пожеланию Кессельринга.
Мы видели, что Рундштедт, старейший офицер армии, ни в коей мере не пользовался свободой действий; ему никак не удавалось завоевать ее. Все, кто знал его, понимали, сколько страданий ему это доставляло, как это лишало его сна и отдыха, сколько ему приходилось переживать тщетной ярости, когда одна грубая ошибка валилась на другую, а наши последние силы разбазаривались в атаках ради ложных целей. Он часто дрожал от переполнявших его эмоций, когда его тщательно продуманные и опирающиеся на долгом опыте предложения отвергались ОКВ, и он был вынужден приступать к невыполнимым и чреватым пагубными последствиями действиям.
Возникает вопрос, почему он не боролся более яростно за свою свободу действий, почему он не приводил логических заключений, не пересматривал свои обязанности и не действовал так, как считал нужным, или, если бы осмелился сделать это, не ушел сам? Только он сам мог дать исчерпывающий ответ. И также только он мог привести причины, почему он ответил на призыв Гитлера заседать на суде чести, который под председательством Кейтеля должен был уволить участников заговора 20 июля из армии. Тем не менее я попытаюсь указать, каковы были его цели и мотивы как главнокомандующего Западом, и каким был мир, в котором он жил. Он происходил из старой военной семьи, в которой рос при режиме кайзера Вильгельма I, и принадлежал к армии более пятидесяти лет. Прежде всего он был солдат и всегда держался вне политики, а военный мятеж в военное время для него был просто невозможен. В любом случае, на какие силы он мог бы опереться? Вероятнее всего, такой бунт привел бы к кровопролитию в рядах германской армии, в которой все еще оставались фанатично убежденные национал-социалисты, готовые идти до конца.
И все же говорили, что он мог, по крайней мере, остановить сражение на Западе и капитулировать. Он очень хотел положить конец все возрастающим людским потерям и еще большим разрушениям германских городов с воздуха. Должен ли он тогда был согласовывать свои планы с Эйзенхауэром? Его военное воспитание исключало это. Вероятно, в наше время такие базовые принципы считаются несовременными. Но никто не может перепрыгнуть через свою тень. Более того, он знал формулу Касабланки о «безоговорочной сдаче». Мог ли он, командующий, передать войска на милость врага после всех жертв и даже не зная, что он мог бы таким образом выиграть? Какова же тогда была наиболее жизненно важная задача для вермахта на Западе? Цель, которая удерживала эту армию, несмотря на безнадежные сражения, состояла в общем осознании долга – защиты тыла армии на Востоке. Бросить борьбу на Западе означало, что фронт против русских также неминуемо обрушится. Тогда стоило ли допустить, чтобы еще больше немцев попало в руки Советов? На самом деле, мог ли он обозреть всю ситуацию? Мог ли он быть уверен, что политические нити не дергал Запад, которому могли помешать его односторонние действия? Было ли невозможно, что в конце концов новые подлодки и реактивные истребители, бесчисленное секретное оружие, которое, разумеется, развивалось, не были бы готовы в последний момент вступить в действие? Это верно, что он относился к таким надеждам в высшей степени скептически. Он не был настолько глуп, чтобы ожидать, что прилив повернется вспять благодаря отдельному оружию. Тем не менее если это оказалось бы достаточно эффективным, то, вероятно, могло бы привести к более мягким условиям капитуляции. В конце концов, единственное изобретение могло бы нейтрализовать все типы оружия за считаные дни![45]
Ознакомительная версия.
