Вчера приехали: Яков Л., Дунаевский Исаак, еще какой-то приятель его (опять — Туллер?).
Либретто «Рашели» им чрезвычайно понравилось. Дунаевский, вообще экспансивная натура, зажегся, играл, импровизировал польку, взяв за основу несколько тактов, которые М. А. выдумал в шутку, сочиняя слова польки. Дунаевский возбужденно говорил:
— Тут надо будет брать у Бизе, у Пуччини! Что-нибудь такое страстное, эмоциональное! Вот послушайте, это ария Рашели!
Тут же начинал делать парафразы из упомянутых композиторов, блестел глазами, вертелся, как вьюн, подпрыгивал на табуретке.
Рассказал — очень умело — несколько остроумных анекдотов. Объяснялся М. А. в любви. Словом, стояло полное веселье. Как вдруг Яков сказал мне отдельно, что Самосуд заявил:
— Булгаков поднял вещь до трагедии, ему нужен другой композитор!
Ну и предатель этот Самосуд. Продаст человека ни за грош. Это ему нипочем.
8 октября.Дунаевский прислал громадную корзину цветов мне.
Сережка отколол такой номер. Был в Ржевском, там говорили о пьесе Толстого. Сергей сказал с видом знатока:
— Такая дрянь!..
Усовещивали его долго дома с М. А.
Вечером — Николай Робертович, Вильямсы, Марика.
Сейчас проходит конкурс дирижеров. Мелик нервничает. По общему мнению всех слышавших его выступление — его забили. Говорят: да, как оперный дирижер он хорош. Но для концертов…
Самосуд твердо решил отстранить Дунаевского от оперы, а взять для «Рашели» Кабалевского. М. А. говорит ему:
— Интересно знать, как же дирекция будет смотреть в глаза Дунаевскому?
Тому — хоть бы что. Посмотрел на М. А., как на наивного ребенка.
Третий день подряд обедали в Клубе писателей — тихо, кормят хорошо.
Вчера М. А., чтобы показать мне игру знаменитого маркера Березина (Бейлиса), играл с ним в американку. Тому, видимо, нравится М. А., и поэтому он играл, затягивая игру, хотя мог бы ее закончить в две минуты. Что он и сделал после просьбы М. А. — он просто не дал ему положить ни одного шара. Тихий, вежливый человек, с очень грустными глазами.
Вечером — одни дома.
9 октября.Сегодня утром условилась с Анусей встретиться в дирекции Большого. Пока ее ждала, подсел Самосуд, разговор был о «Рашели». Он стоит на своем: только Кабалевский может сделать эту музыку.
Потом пришла Ануся, вышли, встретили на Лубянской площади Николая Эрдмана, купили вина, сыр, шоколад и пошли к Вильямсам. Пришел домой Петя. Николай прочитал начало своей комедии. Он читает очень своеобразно, очень хорошо. Потом он проводил меня домой.
Сейчас к нам придут Файки и Волькенштейн играть в винт с М. А.
10 октября.Они пришли и играли часов до трех. А потом начались разговоры:
— Зачем вы повесили на стены все эти статьи: «Ударим по булгаковщине» или «Положить конец «Дням Турбиных»»..?
Разговор, естественно, пошел по линии литературной жизни М. А.
Ушли они в половине пятого, мы еще просидели вдвоем до половины шестого.
У М. А. мрачное состояние.
13 октября.Вчера попросился придти Дмитриев с Мариной. Кроме того, были Ермолинский и мой Женичка. М. А. по их просьбе читал роман — три первые главы.
Сегодня М. А. диктовал мне либретто шуточного заседания — это он выдумал для приветствия МХАТу от Большого. Это будет в конце месяца.
Днем М. А. заходил в кафе, видел там Афиногенова, который взывал — «родной мой!» и тащил его к себе на дачу. Но М. А. отказался — занят.
14 октября.Только что вернулись от Леонтьевых. Милый вечер, если бы не вопрос о Дунаевском.
М. А. рассказывал содержание «Рашели». Мелику понравилось очень. Хотя тут же возник вопрос — как же показывать в опере кюре! Но если заменять его кем-нибудь другим — все пропадет. Будет нехудожественно, а сейчас так хорошо.
Дунаевский играл свои вальсы и песенки. Весело ужинали.
15 октября.Возобновление «Фауста». Маргарита — Жуковская, Фауст — Лемешев, Мефистофель — Пирогов. Декорации — такие, как помню в детстве были в Рижском оперном немецком театре, очень наивные. Но мне это нравится.
Возвращались — под проливным дождем — в машине Якова Л. — вместе с ним.
16 октября.Начинается метель, но тут же превращается снег в слякотную грязь.
М. А. поехал играть в винт к Федоровым.
17 октября.Неожиданно вчера вечером ко мне приехали сначала Ануся, потом и Петя. Во время ужина позвонил Женичка мой и сообщил, что умерла Блюменталь-Тамарина.
Сегодня днем звонил режиссер областного ТЮЗа Половцев с вопросом, не может ли М. А. дать детский вариант «Дон-Кихота» для их театра.
18 октября.Вчера вечером пришли: Мелики, Ермолинские и Федоровы — послушать «Дон-Кихота».
Поздравляли Мелика, он получил вторую премию, так же как и Рахлин. Первую получил Мравинский. Мелик принес шампанское.
Сегодня дурнейшее настроение, возня с Сережкой, который томится по выходным дням, и дурная погода.
Около четырех часов слышала, как Боярский по радио говорил приблизительно такое: «…пьеса Михаила Булгакова «Дни Турбиных» вызвала, при своей постановке, волнения из-за того, что многие думали, что в ней содержится апология белого движения. Но партия разъяснила, что это не так, что в ней показан крах и развал белого движения…».
М. А. написал Ванеевой — почему задерживается ответ о «Дон-Кихоте». В это же время звонил Горюнов; по его словам, пьеса уже была в Реперткоме и теперь находится в ЦК ВКП.
Е. С. Булгакова. 1936 г. Фото Б. Шапошникова
20 октября.Вчера позвонил Федя Михальский, сказал, что у него свободный вечер, я позвала его к нам. Рассказывал, что М. А. внесен в список приглашаемых на юбилей МХАТа, очень просил нас непременно придти. М. А. сказал — нет.
Потом Федя начал убеждать М. А. написать для МХАТа пьесу. Грустный, тяжелый разговор о «Беге». М. А. говорил, что ему закрыт кругозор, что он искусственно ослеплен, что никогда не увидит мира… Федя расстроился и растерянно говорил — нет, нет, вы, конечно, поедете, — сам не веря в это.
21 октября.Вчера с Мариной и Дмитриевым ужинали в Клубе писателей. Дмитриев мучается, что ему не возвращают паспорта.
Рядом в зале Погодин читал свою «Падь серебряную».
Сегодня мой день рождения, получила три корзины цветов.
22 октября.Опять звонок Половцева. М. А. сначала думал принять его, потом передумал — не стоит.
