Ознакомительная версия.
Правда, с каналом возникли трудности: расчёты инженеров великого визиря оказались неточными, и переброска военного флота на Каспий грозила затянуться. Но делегация мусульман Астрахани из двухсот человек уверила беклербега, что каторги ему не надобны:
— Мы приведём вам столько судов, сколько пожелаете, ещё больше, чем останется у вас на Дону!
Вняв этим обещаниям, Касим-паша щедро наградил делегатов и от имени султана принял астраханских жителей в подданство, суля им процветание и невиданные доселе награды. Опытные османские полководцы решили не томить удачу промедлением.
Оставив на Переволоке 5 тысяч янычар и 10 тысяч турецких конников в охрану к 3 тысячам рабочих-землекопов и гребцов, установив во временных укреплениях тяжёлую артиллерию, османско-крымское войско двинулось вниз по Волге на Астрахань, взяв только лёгкие пушки и 40-дневный запас продовольствия.
Семёна Мальцева, Колмака и многих русских пленных Касим-паша прихватил с собой. Лишенная руководителей, созданная дипломатами организация распалась, обнадеженные было люди пришли в отчаяние. Но Семён Елизарьевич стоически перенёс удар. Отказываясь проникнуть умом в планы царских воевод, он влачил свои прикованные к турецкой пушке кандалы, полный уверенности в близкой победе над неприятелем, готовый по мере сил внести свой вклад в эту победу.
К счастью для него и для многих народов России, Мальцев не мог даже представить себе истинного положения дел…
* * *
В Мордовском лесу, через который пробирался некогда полк князя Курбского, на самом краю Дикого поля обустроен был летний лагерь знаменитого Мещёрского полка, искушенного в многочисленных стычках с крадущимися на Русь степными разбойниками.
Полк, насчитывавший в лучшие времена до 15 тысяч сабель, считался лёгким. Здесь служили бедные русские дворяне, не имевшие средств на основательное защитное вооружение, касимовские татары, представители знати мордвы и марийцев.
Среди «интернационала» своевольных пограничных воинов встречались и беглые люди с Руси, и казаки, и казанские татары, и ногайцы, и отбитые в схватках с крымчаками бывшие рабы из ведомых и неведомых народов Европы.
Ратники Мещёрского полка нередко гибли в схватках, часто не возвращались из далёкой разведки, но за всем тем предпочитали полную опасностей жизнь на границе любой другой, неизменно связанной с необходимостью гнуть спину перед вездесущим начальством. На границе жесткая военная дисциплина была естественна, но касалась лишь службы, а не личных взглядов и жизни полчан.
Взаимная выручка, всегдашняя готовность «положить жизнь за други своя» и уверенность, что товарищи не оставят в беде, составляли основу душевного равновесия, внешне нередко проявлявшегося в весёлости и бесшабашной удали.
Вот и сейчас, не заботясь о предстоящем сражении с турками, двигавшимися, согласно разведке, по Дону, и не обращая внимания на хмурый вид полкового воеводы князя Серебряного, ратники занимались своими делами и забавлялись играми, которые в иных местах были бы признаны небезопасными.
Одни, в основном молодые, играли в поле в салки на конях, используя для осаливания весьма основательные арапники с вшитыми на конце свинцовыми пульками; дурным поступком считалось в свалке упасть с коня или наступить конским копытом на упавшего. Другие прыгали в высоту через остриё воткнутого в землю копья. Третьи с увлечением рубили друг друга боевыми саблями, останавливая их полет на волосок от тела: нанесший серьезную рану изгонялся из войска. Четвертые боролись на-поединок и свально.
У большого дуба, служившего местом общего сбора, одноглазый умелец стрелой сбивал с желающих шапки. Наконец, большая часть воинов окружала играющих, воплями и свистом поддерживая своих любимцев.
Не боясь быть услышанными в этом гвалте, начальники обсуждали положение, устроившись на пеньках невдалеке от кухонных котлов. Не слишком представительное собрание включало: главного воеводу Мещерского полка князя Петра Семёновича Серебряного-Оболенского; второго воеводу полка Замятию Ивановича Сабурова; неопределённого вида гонца Земщины, имени которого в документах не сыскано.
Лица присутствующих выражали крайнюю озабоченность. Если бы это не относилось к безусловно мужественным людям, можно было бы сказать, что на их лицах крупными буквами написана растерянность. Причиной сего были сообщения гонца, причем не столько о нашествии неприятеля, сколько о распоряжениях царя Ивана Васильевича.
Мещёрскому полку было приказано в одиночку выступить в далекий поход к Переволоке с целью остановить неприятеля. Никаких сведений о силах и намерениях противника в наказе воеводам не было. Сообщалось лишь, что полк под командованием князя Владимира Андреевича Старицкого и боярина Морозова должен был стоять в Нижнем Новгороде.
Основные войска Земщины были разделены между Рязанью и Коломной. Опричные полки стояли дальше на запад — в Калуге. Сам царь Иван Васильевич ещё весной отбыл далеко на север, в Кириллов монастырь, а к лету засел в Вологде.
Расположение войск говорило о том, что царю ничего не известно о намерениях неприятеля. Но князь Серебряный сам был боярином, членом правительства и помнил, как изучался в Москве план Соколлу несколько лет назад. Неужели сейчас сплоховали Нагой и Писемский или Русь лишилась храбрых разведчиков и доброхотов, своевременно раскрывавших планы противника?
Несмотря на то что дальняя разведка Ивана Фустова не вернулась из похода, Серебряный знал от донских казаков о подходе неприятельской армады к Переволоке. На речке Северский Донец сорок казаков Ивана Мотякина почти все полегли в бою с крымским ханом, но сумели взять языка, подтвердившего намерения грозных завоевателей выйти на Волгу для последующего удара на Астрахань.
На молчаливый вопрос Серебряного и Сабурова московский гонец вынул из-под подкладки куяка грамоту, которая могла стоить жизни многим. Посольский дьяк Иван Михайлович Висковатый извещал хорошо известных ему воевод о силах и планах Касим-паши и Девлет-Гирея, прибавляя о возможности восстания Казанского ханства, Больших Ногаев и черкесских княжеств. Князь Серебряный прочёл и бросил грамоту в огонь.
— Нам всё это уже ни к чему. Встретить басурман на Переволоке мы не успеем, да без крепостей с одним полком и не устояли бы.
Сейчас нет разницы, 80 тысяч идет на нас или 100! Все Казанские и Астраханские земли от русских больших полков свободны. Вольны татары казанские и ногаи объединиться с турками и идти на Русь. Московские же войска и соединиться не успеют, посылая гонцов в Вологду да ожидая указа царского. Может, и прав великий государь, думая отсидеться на Севере — до холодов не дойдут туда супротивные!
Ознакомительная версия.
