Ознакомительная версия.
В 1567 году наступила передышка. Земские и опричные войска собирались на ливонской границе. Предстоял большой поход. Но царь струсил. Созвав на совещание опричников и семерых земских бояр, он ждал оправдания желательного ему отступления. Князь Пётр Семёнович высказался за продолжение войны. Иван Грозный спешно отъехал в Москву, где начал новый тур зверских казней. Серебряный с небольшими силами был послан в Полоцкий уезд, оборонять строительство стратегически важной крепости Копьё.
Именно в этой крепости король Сигизмунд II Август видел особую опасность. Сюда были нацелены его лучшие войска, но русские не уступали. В кровопролитном сражении почти все воины Серебряного и его товарищ воевода князь Палецкий погибли.
Сам Пётр Семёнович с горсткой ратоборцев чудом пробился из окружения, оставив в руках навалившихся на него неприятелей лук и колчан со стрелами. Но и королевские войска, встретив столь мужественное сопротивление, вскоре прекратили наступление. В 1568 и 1569 годах бои на западной границе имели местный характер.
Пётр Семёнович Серебряный был переброшен на самый опасный участок русского рубежа — туда, где ждали возможного наступления войск Османской империи. В обычное время его полк нёс охрану границы, в случае же начала крупномасштабных боевых действий становился авангардом основной армии, Сторожевым полком, за которым, испытывавшим на своей шкуре неприятеля, шли в бой Передовой и Большой полки, полки Правой и Левой руки.
Он был остриём копья, насаженным на прочное древко и направленным в сердце врага острым глазом разведки и опытом правительства. Теперь острие осталось без ратовища, а правительство ослепло, то ли не доверяя своим глазам, то ли… Об этом не хотелось думать.
В бою с регулярной армией полк Серебряного и Сабурова не имел сколько-нибудь заметных шансов. Турки были прославленными воинами, почти всегда побеждавшими в открытом сражении. Их тяжёлая, закованная в сталь кавалерия-сипахии, дополненная татарской конницей, могла смять в степных просторах и более многочисленного противника. Янычарская пехота была известна стойкостью, обученностью и хорошим оружием. Что касается оснащённого мощными пушками флота, то Пётр Семёнович не раздумывал о нём, считая более чем достаточными силы противника на суше.
Воеводы не были склонны к резонёрству. Посовещавшись на открытом воздухе, положили они так:
— Российских людей и басурман, что на Москву надёжны, султану турскому не выдавать; позора на себя не брать и бегунами не быть; над неприятелем промышлять, будто все большие полки вслед за Мещерским полком идут.
Собрав полк, кликнув также к себе окрестных чувашей, мордву, донских казаков и живших по Оке татар, скоро устремились воеводы к Переволоке, имея в заводе запасных коней. Скакали ратные люди день и ночь, останавливаясь не на долг час. Пришли они к Переволоке прежде, чем неприятелю о том стало ведомо.
О подробностях сечи наши источники сообщают крайне скупо и неохотно. Известно только, что воины князя Серебряного, напав безвестно, до конца победили как янычар, так и конных, «их же мало в живых осталось». Спасшиеся из боя турки бежали на Дон, на корабли Мир-Серлета, который, не дождавшись всех, спешно пошёл по реке вниз, но казаки в лодках преследовали его до самого Азова, не давая покоя ни днем ни ночью, захватывая несчастливо севшие на мель или приткнувшиеся в берег галеры.
За десять верст до Азова вступили казаки с воинами капудан-паши в свальный бой, в котором турок хотя и много потерял, но все же большую часть флота в Азов привёл. Однако и в крепости не нашел Мир-серлет успокоения. Едва он большие пушки стенобитные с каторг сгрузил и заряды к ним, дабы уберечь от сырости, на берег свёз, как казаки, в Азов прокравшись, тот склад подорвали. От взрыва часть азовской стены рухнула, причём многих турок, и дома, и корабли их побило.
Очистив Переволоку, князь Пётр Семёнович Серебряный сразу к Астрахани идти на выручку не смог, потому что многих надо было похоронить и почти всем приходилось раны лечить. Став на берегу Волги, чтобы неприятель беспрепятственно вверх на казанские и нижегородские места не прошёл, полк стал себя в порядок приводить и людей, на подмогу плывущих из казачьих городков, в сотни принимать.
* * *
С начала сентября 1569 года стонало Дикое поле между Переволокой и Астраханью. На день пути слышно было в земле движение тяжёлого войска завоевателей. Бесконечной змеей растянулись по степному шляху отряды турецких всадников и пёстро одетых янычар, сложивших латы и пищали на арбы. Истошно скрипели большие колеса повозок, ревели волы и верблюды. Все живое уносило ноги, пробегая мимо Астрахани, ибо нельзя было обежать фронт огромного воинства, окружённого со всех сторон татарскими и ногайскими отрядами. Даже взобравшись на самый высокий курган, человек не в силах был обозреть покрывшие Дикое поле полчища.
Восточнее, по широкой груди Волги-реки, скользили под байраками — знаменами султана — ладьи, везущие войску продовольствие и припасы. Неспокоен был и противоположный берег. Заволжские степи шевелились. Медленно стягивались к Урус-мирзе и откочевывали на юг к Астрахани улусы Больших Ногаев.
Волна движения докатилась и до Яика. Не торопясь, как бы нехотя, снимались с насиженных мест люди хана Дин-Ахмета, устремляясь вслед за кочевьями Урус-мирзы. Массы людей бессознательно, ещё не определив, на чьей стороне выступить, продвигались ближе к месту исторических событий.
Как бы с огромной высоты следил за этими движениями, понимая их взаимосвязь и смысл, человек в убогом рубище раба, прикованный к пушке в самой середине османской армии. Волоча тяжкие цепи, страдая от жажды и питаясь из милости проезжих, прошёл Семён Елизарьевич Мальцев двухнедельный путь до Астрахани.
Турецких пушкарей удивляло, что к столь жалкому пленнику подъезжали и беседовали с ним многие знатные по виду люди. Поистине поразительно и нам выяснять, как от слова раба заклинивало шестерни могучей, всесокрушающей машины завоеваний.
Один из многих безвестных читателю русских дипломатов был человеком железной воли и острого разума. Несмотря на цепи, он знал и понимал больше, чем многие высшие военачальники Османской Порты и Крыма.
Весьма поучительным, отмеченным потом в донесении Москве был разговор Семёна Елизарьевича с ногайскими мирзами, требовавшими от Касим-паши его смерти. Бежавший из Москвы Саин-мирза Китай и выступавший от имени «всех астраханских людей» Теней-мирза Теребердеев были, по сведениям Мальцева, креатурами крымского хана.
Стремясь к власти над ногаями, они ненавидели хана Дин-Ахмета и его объявленного наследника Урус-мирзу. В их личных, чрезвычайно полезных Мальцеву интересах было расстроить наметившийся союз турок с ногайским ханом, чтобы самим представлять Больших Ногаев при поддержке властителя Крыма.
Ознакомительная версия.
