Григорьев в августе, вослед Полонскому, ушел из «Русского слова», Хмельницкий ликовал, в течение нескольких месяцев он безнаказанно жулил, огрел графа на кругленькую сумму, которую, наверное, никто и подсчитать не мог — сколько он утаил себе от гонораров и от расходных сумм.
Хмельницкий умел воровать, но не умел «на уровне» держать петербургский толстый журнал. Сразу же стала падать подписка. Это-то граф разглядел даже издалека; в 1860 году он решил не только уволить Хмельницкого, но и самому отказаться от редактирования. Он с середины этого года передал журнал одному из активных сотрудников — Г.Е. Благосветлову, который тоже был немного проходимистый, но зато умный, цепкий, энергичный, демократичный в самом радикальном духе; вскоре благодаря приглашенному Д.И. Писареву он сделал «Русское слово» одним из самых популярных и «левацких» журналов шестидесятых годов.
Опять Григорьев оказался на мели. Наступила полоса мимолетных участий в разных периодических изданиях. Известный педагог и публицист В.Я. Стоюнин редактировал тогда полугазету-полужурнал «Русский мир» (выходил два раза в неделю); Григорьев напечатал у него в четырех номерах (январь 1860 года) замечательную статью «После «Грозы» Островского. Письма к Ивану Сергеевичу Тургеневу». Она не столько о «Грозе», сколько вообще о драматургии Островского; недаром автор перенес сюда немало страниц из своей москвитянинской статьи «О комедиях Островского и их значении в литературе и на сцене». И здесь наиболее подробно критик сформулировал свое понимание народности и критериев оценок — этических и эстетических: «Для меня лично, человека в народ верующего и давно, прежде вашего Лаврецкого, воспитавшего в себе смирение перед народною правдою, понимание и чувство народа составляют высший критериум, допускающий над собою в нужных случаях поверку одним, уже только последним, самым общим критериумом христианства».
Развивая идеи Пушкина и Белинского, Григорьев говорит о двух значениях слова «народ»: народ «в обширном смысле» («…слагающееся из черт всех слоев народа, высших и низших, богатых и бедных, образованных и необразованных»), то есть национальность, и — «в тесном смысле» («неразвитая масса»). Литература народна, когда она отражает «взгляд на жизнь, свойственный всему народу», определившийся в «передовых его слоях»; а передовые слои – это «верхи самосущного», органического развития народа. Островский народен именно в этом смысле.
Почему-то на этом и закончилось сотрудничество Григорьева в «Русском мире». Не сошлись! Случайным было и участие в «Сыне отечества» Старчевского, где около трех лет назад был опубликован цикл стихотворений «Борьба». Здесь Григорьев напечатал интересный полукритический, полумемуарный очерк «Беседы с Иваном Ивановичем о современной нашей словесности и о многих других вызывающих на размышление предметах» (март 1860 года). Любил он старомодные длинные названия! Также случайным оказалось и сотрудничество с «Отечественными записками» А.А. Краевского; оно возникло, вероятно, потому, что там публиковал свое песенное фольклорное собрание П.И. Якушкин, а Григорьев как бы в разъяснение этой публикации дал в журнал переделанную и расширенную фольклористическую статью из «Москвитянина»: «Русские народные песни с их поэтической и музыкальной стороны» (апрель и май 1860 года).
Более прочной оказалась связь Григорьева с ловким (и прижимистым!) издателем Ф.Т. Стелловским, специализировавшимся на выпуске музыкальной литературы; он издал, например, 12-томное «Полное собрание сочинений» А.Е. Варламова (Григорьев должен был написать к этому собранию биографию хорошо ему знакомого композитора, но, видно, не успел). Позднее, в 1862—1864 годах, наш поэт с помощью Ф.Т. Стелловского издаст свои переводы либретто около 20 опер западных композиторов (Бетховен, Россини, Мейербер, Доницетти, Верди и др.).
Ф.Т. Стелловский издавал еще журнал «Театральный и музыкальный вестник», при котором было приложение «Драматический сборник» — ежемесячные публикации драматических произведений, отечественных и переводных. И Стелловский пригласил Григорьева возглавить это приложение; в мае 1860 года Главное управление цензуры официально утвердило его редактором; впервые наш литератор стал во главе журнала, тем более что в августе Стелловский объявил о прекращении нерентабельного «Театрального и музыкального вестника», поэтому «Драматический сборник» стал самостоятельным журналом. Впрочем Григорьев не очень серьезно занимался своим новым детищем, опубликовал там несколько статей и перепечатал из дружининской «Библиотеки для чтения» когда-то проданный туда свой перевод комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь». Но еще до своего редакторства он опубликовал в «Драматическом сборнике» — на этот раз впервые — свой перевод (точнее – переработку) драмы Шекспира «Шейлок, венецианский жид» (январь 1860 года).
И вдруг летом 1860 года замаячило постоянное сотрудничество в журнале М.Н. Каткова «Русский вестник» — издатель-редактор пригласил Григорьева стать чуть ли не помощником. Умный Катков, очевидно, понимал, что талантливый критик может оживить журнал, в котором как раз критический отдел был слабоват. Сам издатель в то время переходил от предшествующих либерально-западнических настроений к державному консерватизму, и некоторые консервативные элементы в статьях Григорьева могли ему казаться созвучными, да еще он был одним из тех, кто безоговорочно понимал значение Пушкина для истории русской культуры, и ему нравились пушкинистские штудии нашего критика. Последний же не очень, видимо, разбирался в сущности мировоззрения Каткова, национальный консерватизм ему тогда не был чужд, тем более он не знал о невероятном деспотизме, идеологическом и просто человеческом, издателя-редактора. Главное для него было получить постоянную работу в приличном журнале, да еще в Москве, куда так хотелось переехать из чужого Петербурга.
Переехал. Привез Каткову новую свою работу о Пушкине и начал писать по заданию Каткова полемическую статью в защиту «Русского вестника». История была такая. Группа либеральных ученых и писателей (Евгения Тур, Н.М. Благовещенский, Б.И. Утин), недовольная произвольными сокращениями их статей и полемическими примечаниями Каткова, опубликовала в «Московских ведомостях» протесты и разъяснения, «Русский вестник» поместил оправдания и полемику со стороны редактора и его приближенных, «Московские ведомости» со своей стороны опять поместили опровержения, полемика затянулась более чем на полгода. В нее и включился Григорьев, написав в июле-августе 1860 года статью «Дело о «Русском вестнике» и его антагонистах. Письмо к редактору «Московских ведомостей». Наверное, он и буквально предполагал послать статью–письмо в газету, хотя полемическая против «Московских ведомостей» статья вряд ли там была бы опубликована. А может быть, статья и была послана? Григорьев мало годился в качестве оценщика журнальных дрязг, текущая полемика была совершенно не его жанром, статья получилась вымученная и какая-то объективно неискренняя, реально ведь было трудно оспаривать претензии литераторов по поводу произвола, творимого над их трудами; попробуй Катков сотворить подобное над статьей самого Григорьева — ох, как он взорвался бы! Единственное, что было в душе Григорьева близким ему при создании письма, — это нелюбовь к либералам-западникам, в том числе и к редактору «Московских ведомостей», своему шурину Валентину Коршу.
