"12 ноября. Летаю на разведку погоды почти каждый день, иногда по два раза. Чаще всего удается прорваться до острова Гогланд, затем облака прижимают машину к воде, переходят в туман или морось с неизбежным обледенением, и мы возвращаемся.
Пилоты начинают коситься на наш экипаж, будто не погода, а мы мешаем им летать на задания в Балтику".
"17 ноября. Сегодня не вернулись с задания экипажи Петра Летуновского и Александра Разгонина. К рассвету погода вроде улучшилась. Моему экипажу было приказано отдыхать, а на разведку вылетел Летуновский. Прорвавшись в Рижский залив, Петр радировал, что по маршруту облачность низкая, однако обледенения нет. Борзов дал команду поднять еще пять самолетов. Экипажи взлетели с временным интервалом в десять минут, но через час-полтора четыре из них вернулись. Погода резко ухудшилась, и они пролететь не смогли. А Летуновского и Разгонина мы так и не дождались. Неужели они не смогли пробиться обратно?.."
(Забегая вперед, скажу, что экипаж Героя Советского Союза Александра Ивановича Разгонина был подбит во время торпедной атаки. При вынужденной посадке Александр Иванович потерял сознание и попал в плен к фашистам. В 1945 году Разгонин был освобожден наступающими войсками и сейчас продолжает служить в авиации ВМФ.)
"20 ноября. Мой экипаж наградили правительственными наградами. Перед строем полка гвардии майор Иван Иванович Борзов вручил мне орден Красного Знамени и сказал:
- Бей, дружище, фашистов, как бил до сих пор. Уверен, что эта награда не будет последней. Желаю тебе дожить до победы.
Спасибо, дорогой Иван Иванович, за добрые, сердечные пожелания. До победы, наверное, всем дожить очень хочется. Мне лично хотелось бы хоть на миг ощутить это, пока еще неизведанное, но такое манящее чувство, увидеть улыбки и радость на лицах друзей, восторженное ликование всего народа. Однако война не щадит ни юнца, ни бывалого воина. Из тех, с кем пришлось ее начинать, почти никого не осталось, особенно из летчиков-торпедоносцев. Наверное, чем дольше воюешь, тем ближе подходишь к своему последнему рубежу. Но жить все равно очень хочется. И я не теряю надежды".
"28 ноября. Разведчик погоды я, видимо, неудачный. Летаю и днем и ночью. Влезаю в туман, в облака, в мокрый снег, а пробиться в Балтийское море никак не могу. Уже на себя самого начинаю сердиться, но и это не помогает. Несколько раз пытался изменить профиль полета. При появлении опасности обледенения сразу начинаю набирать высоту, чтобы выйти за облака или в зону низких температур. Однако неприспособленный самолет почти сразу обледеневает, теряет скорость и начинает дрожать. Приходится опять возвращаться. И так раз за разом, полет за полетом..."
"10 декабря. И декабрь не принес ощутимого улучшения. В одну из ночей всем полком вылетали на бомбометание. Сначала все шло хорошо, но к моменту возвращения последних трех экипажей аэродром закрыло туманом. Капитан Константюк пытался зайти на посадку, но зацепился за лес. Машина упала и загорелась. Петр Кошелев просто чудом вытащил его из обломков и принес обгоревшего на руках. Сейчас наш комэск лежит в госпитале. Состояние очень тяжелое.
Дня через два мне наконец удалось прорваться в Балтийское море. Долетели почти до Мемеля. Погода была подходящая: высота облаков примерно четыреста метров и хорошая видимость. Атаковали транспорт, шедший в составе конвоя, но промахнулись..."
Конвой мы заметили километров за десять. Четыре груженых транспорта, растянувшись в кильватерной колонне, шли курсом на север. Ближе к нам, на траверзе головного и третьего транспортов, находились два быстроходных тральщика. Замыкал колонну сторожевой корабль.
- Смотри, командир! - проговорил Иванов. - Фашисты теперь даже в Балтике в одиночку ходить не решаются. Ишь какой конвой сколотили! Боятся наших торпедоносцев.
- Вижу в воздухе два истребителя! - доложил Скляренко. - Находятся впереди, чуть правее. Летят нашим курсом.
Действительно, впереди, почти рядом, оказались два "мессершмитта". Как же я раньше их не заметил? Фашисты пока нас не видят. Но если мы развернемся на курс сближения с конвоем, они останутся у нас сзади и смогут сразу начать атаку...
- Подождем, командир, - деловито сказал Иванов. - Вода, наверное, холодная. Меня купаться не тянет.
Его шутливый совет показался мне правильным. Нам действительно некуда торопиться. Вот истребители начали разворот. Теперь они могут нас обнаружить. Потянув штурвал на себя, я ввел самолет в облака и надежно укрылся в их нижней кромке.
Секунд через десять плавно снизил машину. "Мессершмитты" уже переместились левее. На высоте двести метров они спокойно летят в направлении конвоя. Этого момента и нужно было дождаться. Энергичным маневром разворачиваюсь им в хвост, отрываюсь от облаков и резко снижаюсь к воде. Конвой приближается. С тральщиков не стреляют. Значит, пока не заметили. Для страховки почти непрерывно меняю курс на десять - пятнадцать градусов, чтобы не сбили с первого залпа.
- Атакуем концевой транспорт! Водоизмещение примерно шесть тысяч. Наблюдайте за "мессерами". Если они нас увидят, успеем уйти в облака.
Дистанция около двух километров. Над палубой транспорта рассыпается веером букет многоцветной ракеты. "Вот когда он заметил, подлец, приближение собственной гибели".
Ближний тральщик ударил из пулеметов и автоматов. Трассы прошли далеко в стороне. Истребители заметались, закрутились на виражах, но, наверное, пока нас не видят...
Вспышки огней засверкали на палубе транспорта. Буруна за кормой я не вижу. Но черный дым из его трубы рваными клочьями почему-то пролетает над палубой в сторону носа.
- Маневрирует скоростью! Дал задний ход, - говорю Иванову.
- Целься ему в середину! - советует штурман. Сторожевик, окутавшись пеной, рванулся вперед. От него в нашу сторону разноцветными струями вылетают снаряды и пули. Борт транспорта уже рядом. Нос самолета точно нацелен в его середину. Секунды полета на боевой высоте.
- Бросил!
Сильный удар сотрясает машину. Плечом ударяюсь о борт кабины. Под фюзеляжем проносится мачта.
- Истребители сзади! Метров семьсот! - кричит мне Скляренко.
Энергично тяну штурвал и даю полный газ.
- Мы промахнулись, - скрипнув зубами, говорит Иванов. - Торпеда прошла за кормой, метров десять.
Над верхним стеклом кабины огневыми кометами пролетают снарядные трассы. Машина дрожит от очередей крупнокалиберного пулемета.
- "Мессеры" на хвосте! - кричит Иванов. - Уходи быстрей в облака, пока нас не схарчили!
- Один из них отлетался! - восклицает Скляренко. - Получил, стервец, свою порцию.
Натужно гудя моторами, самолет врезается в нижнюю рвань облаков. Морская поверхность сразу скрывается. На стеклах кабины виднеются капельки влаги. Развернувшись, беру курс на север. Моторы работают ровно. Утечки бензина пока не заметно.
