Вскоре после приезда Драйзера посещает Рут Эпперсон Кеннел. Драйзер был весьма удивлен встрече с коренной американкой.
— И кто это? — восклицал он. — Американская девушка из Оклахомы! Вы уже здесь целых пять лет? Какого же дьявола вы здесь делаете?
Выпускница Калифорнийского университета Рут Кеннел приехала в СССР в августе 1922 года и оставалась в нашей стране 6 лет — работала редактором, библиотекарем, переводчицей, корреспондентом американского журнала «Нейшн». В конце 1927 года она как раз редактировала переводы рассказов Драйзера для одного из московских издательств и писала к этому сборнику предисловие. Приезд писателя в Москву явился для нее полной неожиданностью. По просьбе Динамова она пошла с ним, чтобы помочь переводить его беседу с Драйзером. Встреча эта имела неожиданные последствия. Драйзер пригласил Рут быть его секретарем и переводчицей во время путешествия по СССР, и она сопровождала Драйзера до его отъезда из нашей страны. Более чем сорок лет спустя в Нью-Йорке была издана книга Рут Кеннел «Теодор Драйзер и Советский Союз. 1927–1945. Хроника очевидца», в которой она подробно рассказала о путешествии Драйзера по СССР и об их последующих встречах. Драйзер положил историю жизни Рут Кеннел в основу своей новеллы «Эрнита».
«Я никогда не уставал интересоваться, как живут другие люди, как они прокладывают свою дорогу в жизни», — писал Драйзер в книге «Краски большого города». Его неутолимая любознательность, стремление все увидеть своими глазами проявились уже с первых дней пребывания в Советской стране.
Вечером 6 ноября вместе с Рут Кеннел Драйзер смотрит в театре имени Е. Вахтангова пьесу «Виринея» Сейфуллиной. В антракте Драйзер внимательно рассматривал публику, ему показалось, что среди зрителей мало рабочих. «Хотя рабочие здесь являются привилегированным классом, они не носят никаких знаков различия», — ответила Рут, и Драйзер понимающе улыбнулся.
7 ноября вместе с группой других американцев Драйзер наблюдал парад и демонстрацию с балкона гостиницы. Вечером он задавал бесчисленные вопросы московскому корреспонденту газеты «Нью-Йорк таймс» Уолтеру Дюранти и внимательно выслушивал его обстоятельные ответы. Его интересовало все — величина квартирной платы и функции рабоче-крестьянской инспекции, причины безработицы и проблема иностранных долгов, новая экономическая политика и социальные права, которыми пользуются домработницы.
— Я уверен, Драйзер, что их власть со временем достигнет огромных успехов, — говорил Дюранти, — если, конечно, не случится еще одна иностранная интервенция при помощи американцев.
По дороге в гостиницу Драйзер остановился на мосту через Москву-реку и залюбовался силуэтом ночного города, из головы не уходили мысли обо всем, что он услышал и увидел за эти дни. Особенно поразили его точные и доброжелательные объяснения Дюранти.
— Он рассказал многое, над чем стоит задуматься, — обернулся Драйзер к стоявшей рядом Рут. — Давайте завтра рано утром отправимся осматривать город без гида. Я хочу снова побывать там, за рекой, и побродить по улицам, среди всех этих церквей, которые я вижу из моих окон.
Драйзер был неутомимым в стремлении все увидеть самому. В отличие от Дороти Томпсон, которая проводила все дни в беседах с иностранными корреспондентами, он посещал фабрики, школы, библиотеки, театры, беседовал с самыми различными людьми — рабочими и народными комиссарами, священниками и писателями. Драйзер хорошо знал состояние искусства и положение людей творческого труда в Соединенных Штатах. Автора «Гения» не могло не интересовать развитие искусства нового мира. Вскоре состоялась продолжительная беседа писателя с одним из основателей Московского Художественного театра, К. С. Станиславским. И снова писатель задает десятки вопросов: какое влияние оказала революция на творческий процесс? Что из старых театральных форм отброшено и что внесено нового? Созданы ли новые крупные постановки? Имеет ли театр право на эксперимент?
Вечером Драйзер смотрел в театре постановку пьесы М. Булгакова «Дни Турбиных». В другой раз он смотрел в театре Корша спектакль «Цемент» (по роману Ф. Гладкова). Многие сцены вызвали его искренний смех. Он отмечал, что сила пьесы заключается в ее «отчетливом реализме, в создании на сцене характеров, взятых из жизни». Драйзеру не понравился эксцентричный спектакль в театре Мейерхольда по пьесе Н. Гоголя «Ревизор». Он говорил Рут, что не может согласиться с провозглашенными Мейерхольдом идеями. Драйзер также побывал на спектаклях Камерного театра, смотрел балеты «Эсмеральда» и «Лебединое озеро», слушал оперу «Князь Игорь» в Большом театре. Разнообразие театральной жизни советской столицы произвело на американского писателя большое впечатление. «Нигде, кроме России, нельзя увидеть такие яркие массовые спектакли… — говорил он корреспонденту журнала «Музыкальная Америка». — У них не так уж много средств, но они способны создавать прекрасные постановки. Поклонение искусству — неотъемлемая часть русского образа жизни… Я бы хотел, чтобы мы хоть немного поучились у Советской России глубоко уважать искусство».
Театр был лишь одним аспектом культурной жизни Москвы, которым интересовался Драйзер. В Третьяковской галерее он с большим интересом рассматривал картины русских художников, внимательно всматривался в творения Ильи Репина. Он побывал и в других московских музеях и картинных галереях, подолгу простаивал у полотен Ван-Гога, Матисса, Гогена, Пикассо, Ренуара. «Подумать только, — восклицал он, — что я мог бы так и не увидеть всего этого!»
В Москве Драйзер познакомился с известным по кинофильму «Броненосец «Потемкин» кинорежиссером Сергеем Эйзенштейном. Беседа их в широком смысле касалась роли искусства в современном мире. Выслушав объяснения хозяина, Драйзер заметил: «Иными словами, вы являетесь пропагандистом советской системы. А что бы вы делали с вашими идеями, скажем, в Южной Америке?» — «Я бы приспособил их к местным условиям, — ответил Эйзенштейн. — Возможно, освещал бы колониальную проблему. А в Америке, — добавил он, — занялся бы вашим негритянским вопросом».
— Я предсказываю, — сказал Драйзер Эйзенштейну в конце беседы, — что русский характер сделает Россию через 30 лет ведущей державой мира. В Америке великим стимулом явилось покорение новых земель. Здесь стимулом стало осуществление социальной революции.
В один из дней Теодора Драйзера пригласил к себе домой на обед Владимир Маяковский. Уставленный закусками обеденный стол вызвал удивление гостя. «Боже мой, в Нью-Йорке одно это стоило бы по меньшей мере 25 долларов!» — прошептал он Рут, указывая на вазочку с икрой.
