Никлас Бурлак - Американский доброволец в Красной армии. На Т-34 от Курской дуги до Рейхстага. Воспоминания офицера-разведчика. 1943–1945

Ознакомительная версия.

— Что это значит, Никлас?

Я не знаю, что ответить, и громко говорю на английском:

— Hello guys! Get up! You are free!

— Что ты им сказал, Никлас? — спросил взводный.

— Сказал: «Привет, ребята! Вставайте! Вы свободны!»

— Почему же они не встают? — спрашивает взводный.

— Не могут, очевидно, прийти в себя от нашей пальбы.

— Скажи, что мы — Красная армия, — приказывает мне взводный.

Их на полу — человек двести — двести пятьдесят. Форма у всех американская, изрядно потрепанная. Значит, старик немец правильно нам сказал: «сбитые над Германией американские и английские летчики». Они приподняли головы. Смотрят на нас перепуганными глазами.

Я им снова ору по-английски:

— What is it? Didn't you hear what I said? Are you all frightened by our cannon and machine-gun fire? It wasn't against you guys, but against the German SS, who arrived here on a truck and wanted to chase you all someplace else or… or perhaps to shoot you all.

— Что ты им сказал? — спрашивает взводный.

— Сказал: испугались канонады и пулеметных выстрелов? Мы стреляли не по вас, а по эсэсовцам, которые приехали на грузовике, чтобы вас погнать в другое место или… или — всех расстрелять.

Тут они позадирали головы. Смотрят на нас с удивлением. Никак не могут понять: кто мы такие и откуда взялись, свалились как снег на голову? Форму нашу они не видят: поверх нее на нас овечьи кожушки и темно-синие, замусоленные до ужаса комбинезоны. На головах — не пилотки, не фуражки и не каски, а черные танкошлемы без «серпасто-молоткастых» звездочек.

Один из лежавших поднялся: высокий, поджарый, самый старший, наверное, по возрасту, а может быть, и по званию. Спрашивает:

— Who are you?

— Who are we? We are the Soviet Red Army tank men, your Allies, — отвечаю я ему. (Кто мы? Мы советской Красной армии танкисты, ваши союзники.)

— But, where did you get your Pennsylvania accent?

Перевожу взводному:

— Спрашивает, откуда у меня пенсильванский выговор. Объяснить ему?

— Конечно. Почему нет? — говорит взводный.

И я объясняю сухопарому громко, так чтобы все мои земляки услышали, — по-английски с пенсильванским выговором:

— Я американец. Родился в Бетлехеме, штат Пенсильвания. В то время, когда фашистские агрессоры напали на СССР, я был на Украине и там услышал по радио президента Рузвельта, который сказал, что мы — народ Америки — должны опасаться не Советского Союза, а немецких нацистов. После того, что я услышал от Франклина Делано Рузвельта, я твердо решил сражаться с гитлеровскими фашистскими агрессорами. Особенно когда Америка объявила Германии войну. Но моя Америка была от меня далеко, а мой отец, активный антифашист, сказал мне: «Не важно, где ты будешь сражаться с фашизмом, важно не сидеть сложа руки, а сражаться с врагами Соединенных Штатов и человечества». Так я стал добровольцем, и я здесь, перед вами, сэр, — американский доброволец в советской Красной армии!

— Хорошо сказал, — похвалил меня Долин, когда я перевел ему свой спич.

— Правильно, — согласился и Борис.

Освобожденные узники нас окружили, стали обнимать, хлопать по спине, жать руки, делиться с нами сигаретами «Кэмел» и «Лаки страйк», жевательными резинками и даже плитками шоколада.

— Ты смотри! — воскликнул удивленно Борис. — Им даже шоколад дают. А наших пленных в концлагерях до смерти голодом морят.

— Это Красный Крест старается, — заметил взводный Николай Долин.

— А еще есть у них Армия спасения, — добавил я.

Тем временем сухопарый американский военнопленный сказал мне:

— Я понял, что вы войсковые разведчики. А можете вы нам сказать, где сейчас находятся главные силы Красной армии и когда они достигнут этого участка Померании?

— Наши главные силы находятся примерно в десяти километрах отсюда и прибудут сюда со дня на день, — ответил взводный (я выполнял в этом разговоре роль переводчика).

— One more question, — произнес американец, теперь уже адресуя свой вопрос к Николаю. Он спросил: не думает ли старший лейтенант, что, когда его танки покинут лагерь, сюда могут снова нагрянуть немцы?

Взводный ответил:

— Могут. Но вам следует сейчас же направить ваших людей к вышке, где стоял грузовик немцев. Там много немецких автоматов и даже пулеметов.

Мы попрощались с союзниками, пожелали им счастливого возвращения в Америку и через полчаса были на перекрестке, где удивились сюрпризу: на перекрестке нас ждал, сидя с двумя автоматчиками в «Виллисе», наш замполит бригады — тот, что сменил на этом посту нашего любимца профессора Петровского.

— Почему вы отклонились от намеченного вам маршрута? — резким тоном спросил он взводного.

— Вот этот старик, — Долин показал на немецкого деда, — сказал нам, что в лагере сидят наши военнопленные союзники, что туда поехала машина с эсэсовцами, что они будут расстреливать американских и английских летчиков.

— Кто конкретно вам разрешил отклониться от маршрута?

— Наша совесть! — ответил взводный коротко и ясно.

— На этот вопрос вы нам ответите в военном трибунале! — сказал замполит.

— А ху-ху не хо-хо?! — рявкнул взбешенный Долин.

После этого «Виллис» замполита взревел мотором, сдвинулся с места, резко развернулся и поехал в обратную сторону. А Николай Долин дал старику еще одну сигару, и мы пошли на северо-запад по намеченному маршруту.

В наушниках наших танкошлемов снова послышался голос комвзвода:

Сразу скажу — до трибунала дело не дошло, перепалка между взводным и замполитом не получила своего развития, — вероятно, замполит, остыв, понял, что был резок, а главное — не прав по существу.

Рано утром нам доставили почту. Николай Долин получил письмо из Москвы от жены и шестилетней дочери.

— Вы послушайте, что мне дочурка пишет. Борис, прочти ты. У меня глаза мокрые…

Взводный передал письмо Борису, и тот прочел с выражением:

Мы все чуть не хором восхитились — «Здорово!».

В конце февраля нам в роту привезли награды: ордена, медали, грамоты. Николай Долин, относившийся к ним спокойно (как, кстати, и я), приказал не надевать их, «пока они не будут как следует обмыты». Что это значило, мы, конечно, догадывались. Но реальность превзошла все наши фантазии.

На территории Померании наш танковый взвод с десантниками оказался в каком-то старинном роскошном замке. Кто-то пустил «пулю» (так называли в то время байку, сплетню, слух), а может быть, вовсе и не «пулю», о том, что этот «замок» принадлежал тому самому маршалу Бернадоту, который вместе с Наполеоном шел на Москву в 1812 году. Не знаю, так ли это, и, как говорят украинцы: «За що купыв, за то и продаю».

Ознакомительная версия.