Итак, кардинал был передан в руки правосудия. Система правосудия во Франции того времени выглядела примерно так: король, главный судья, делегировал свои полномочия верховному суду, т. е. парламенту. В случае, если речь шла о чести королевы, было вполне естественно то, что король сам оставался верховным судьей. Можно задать вопрос: а подумали ли Мария-Антуанетта и ее августейший супруг об общественном мнении, пытаясь взять бразды правления процессом в свои руки. Тем более, что королеву и так слишком критиковали. Дело в том, что Людовик XVI, недооценивая Парижский парламент, решил, что процесс пойдет по его плану. Однако король и предположить не мог, что он и королевская власть могут существенно пострадать в ходе этого разбирательства.
В Версале, как, впрочем, и в Париже, только и говорили, что об аресте кардинала. Ходили тысячи разных слухов. Вначале говорили о заговоре против всего государства, после которого последуют репрессии. Самые большие пессимисты подумывали залечь на дно. «Эта история была покрыта мраком таинственности», — сообщает нам «Тайная переписка» от 17 августа. Несмотря на то, что не было абсолютно никакой официальной информации, слухи распространялись невероятно быстро. «Известно то, — узнаем мы из того же источника, — что мадам де ла Мотт купила это ожерелье от имени королевы, то самое, которое ювелир думал продать еще мадам Дюбарри во время ее правления; известно также, что кардинал был связан с этой женщиной, но, по всей вероятности, хитрая мошенница его обманула». Убедительная и романтическая версия истории была очень распространена в тех слоях, где отказывались верить в предательство кардинала. Другие считали, что он стал жертвой своих врагов, которым не терпелось расправиться с ним.
Вот как Мария-Антуанетта рассказывает эту историю императору: «Вы наверняка уже знаете, мой дорогой брат, о той катастрофе, что произошла с кардиналом Роаном. Я воспользуюсь курьером Вержена, чтобы поведать вкратце эту историю. Кардинала попросили купить от моего имени ожерелье, заручив его письмом с подписью, которую он посчитал моей; ожерелье из бриллиантов стоит 1,6 миллиона франков. Он утверждает, что был обманут некоей мадам де ла Мотт. Эта низкая интриганка никогда в жизни не встречалась со мной и все же действовала от моего имени. Вот уже два дня как она в Бастилии, и хотя во время первого допроса она призналась в связях с кардиналом Роаном, позже упорно отрицала свое участие в покупке ожерелья. Примечательно, что все бумаги о покупке были с моей подписью. Эта, с позволения сказать, Валуа де ла Мотт подписалась: „Мария-Антуанетта Французская“. Если сравнить мой почерк с почерком этой дамы, то в них нет ничего похожего, кроме того, я никогда не подписываюсь „Французская“. Эта странная история дает повод многим думать, что я действительно давала кардиналу какие-то тайные поручения.
Мы договорились с королем, и министры ни о чем не знали до того момента, когда король приказал арестовать кардинала. Я была очень тронута его непреклонностью и решительностью. Уже при аресте кардинал попросил короля не делать этого, на что тот ответил, что не может не сделать этого ни как король, ни как муж. Я надеюсь, что вся эта история скоро закончится. […] Во всяком случае я хочу, чтобы все стало ясно и понятно и тайна не повлекла за собой никаких домыслов и слухов».
Несмотря па переживания и волнения, связанные с этим делом, Мария-Антуанетта не прекращала репетиций «Севнльского цирюльника». В конце августа, в уютном театре Трианона, она сыграла Розину с «большим успехом, который отразился в бурных аплодисментах», — так писал Гримм, который считался «строгим критиком». Партнерами королевы были граф д'Артуа в роли Фигаро, Водрей — графа Альмавивы. Королева очень высоко ценила пьесу Бомарше и пригласила автора на премьеру, где присутствовали лишь приближенные Ее Величества. Напомним, что «Женитьба Фигаро» имела небывалый успех в Париже. И снова Мария-Антуанетта оказалась на высоте, почтив своим вниманием самого модного драматурга того времени, который казался ей просто очаровательным.
29 августа 1785 года двор переселился в Сен-Клу. Ничто не могло развлечь королеву больше, чем ее жизнь в новой резиденции, которая отныне принадлежала только ей. Однако большинство придворных не разделяли этого веселья. Дворец оказался слишком тесным, чтобы вместить всех придворных, и поэтому некоторым пришлось стоять на квартирах у местного населения. Так, было зарезервировано несколько самых красивых деревенских домов для придворных Марии-Антуанетты. Одна пожилая хозяйка, разгневанная, что ей не платили за снятое жилье, решила подать жалобу на нарушение закона. История дошла до ушей Людовика, который лишь посмеялся над ней вместе с королевой. «Могу я надеяться, по крайней мере, — спросила королева с улыбкой, — что меня не привлекут за это к суду?» «Ну, разумеется, — ответил король, — но советую вам уладить это дело, поскольку репутация ваша может от этого пострадать».
Дело кардинала ее полностью удовлетворило. 5 сентября король вручил официальное решение парламенту. Официальный текст письма передает нам общую тональность процесса: «Мы можем быть уверены, что те, кто осмелится использовать имя королевы, понесут наказание, несмотря на заслуги и звания. Мы думаем, что наш долг осудить перед лицом Франции вышеупомянутого кардинала. Мы принимаем во внимание то, что он был обманут некоей мадам ла Мотт Валуа, однако, хотя и невольно, но явился соучастником преступления». Король передал свое послание парламенту, а также наделил его полномочием осудить «соучастника».
Везде — от Версаля до самых бедных парижских кварталов — говорили о деле кардинала. Он представал этаким старым совратителем, святошей, который серьезно подмочил свою репутацию. На память приходили сразу его забавы и утехи, и вот теперь наступила расплата за тайные наслаждения. Слухи ходили разные. Говорили даже, что граф Калиостро помогал ему своими потусторонними силами. Франция и Европа внимательно следили за событиями, в которые самым странным образом была замешана королева. В Ландресизе, где находился гарнизон Ферзена, также стало известно об этой истории. В одном из своих писем Густаву III от 9 сентября Ферзен пишет: «Вся эта история, в которую замешан кардинал, здесь, в провинции, кажется совершенно невероятной. Трудно поверить, что все дело в ожерелье, подписи королевы стало причиной суда над кардиналом. Здесь гораздо охотнее верят в существование неких политических причин, которых на самом деле могло и не быть. В Париже все говорят о какой-то тайной игре между королевой и кардиналом, о том, что их связывает что-то, и королева действительно попросила купить его это ожерелье. […] Говорят даже, что королева притворялась, будто она ненавидела кардинала, лишь для того чтобы скрыть от короля свой роман, и король, узнав об этом, решил отомстить кардиналу».
