Москве было некому.
Впрочем, большевики все же кое-что делать пытались. В тот же день 17 марта глава только что созданной Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК) Ф.Э. Дзержинский приказывает арестовать Дыбенко за его прошлые «грехи» и подстрекательство к бунту матросов. Дзержинский обвинял Дыбенко и его матросов в многочисленных грабежах и даже… в попытке убить Свердлова. Дзержинский заявлял, что матросы угрожали покончить и с другими руководителями революции. Испытывая “отвращение к неумеренности матросов», Дзержинский угрожал «широко распространить информацию об аресте председателя Центробалта» и дошёл до утверждения, что «те, кто пытается освободить Дыбенко из заключения, должны считаться врагами и предателями народа». Разумеется, распоряжение «железного Феликса» так и осталось на бумаге. В реальности никто арестовывать Дыбенко не посмел.
Одновременно Совнарком обсуждал последствия «попытки» разрешения ситуации при вынесении краткой резолюции о «разоружении матросов». В разговоре с Жаком Садулем Коллонтай рассказала о своей встрече с Дзержинским, тот фактически приказал Коллонтай удержать Дыбенко и его матросов от «каких-либо возможных действий». Дзержинский закончил разговор, уверив Коллонтай, что он «желает избежать решительных шагов, допустимых для Всероссийской чрезвычайной комиссии».
* * *
Одновременно было назначено следствие, которое поручалось Николаю Крыленко, бывшему члену коллегии по военно-морским делам, члену следственной комиссии при ВЦИК Советов и недавнему сотоварищу Дыбенко. Крыленко уже сам имел печальный опыт общения с матросской «братвой» в Могилеве, а потому прекрасно понимал всю трудность своего положения.
Единственно, на что решился Крыленко, это обманом заманить Дыбенко в Кремль и там запереть его на несколько дней в подвале без пищи. Встревоженным матросам объявили, что их вожак скрылся в неизвестном направлении. Однако те не поверили. После этого матросы окончательно вышли из-под контроля правительства, и их мятеж мог начаться каждую минуту. Однако именно в это время Ленину удалось сговориться об оплате с латышами, и к Москве была подтянута полнокровная латышская дивизия. Вид мрачных и молчаливых латышей несколько охладил пыл матросов, но напряженности в ситуации не снял.
В те дни не сидела, сложа руки, и Коллонтай. Вначале она впадала в отчаяние. В своем дневнике Коллонтай откровенно писала, что думала «вместе взойти на эшафот» с любимым или поднять восстание матросов. Куда делась сразу вся ее коммунистическая идейность! Коллонтай передала в тюрьму Дыбенко записку, призывая его не падать духом: «Всей душой, всеми помыслами, всем — с тобой и за тебя, дорогой, любимый. Я желаю, чтобы ты знал, что я могу жить и буду жить только с тобой. Ты можешь высоко держать голову, никакая клевета не повредит твоей красоте, чистоте и благородству». Почти ежедневно Коллонтай посещала Ленина, Троцкого и даже Крупскую, чтобы та, как супруга, воздействовала на добрые чувства Ильича. Однако особого успеха миссия Коллонтай не имела. Циничный Троцкий прямо заявил ей, что с любовницами дезертиров ему говорить не о чем.
Ответом Коллонтай стали публикации в газетах, о том, что они с Дыбенко буквально на днях сочетались первым гражданским советским браком и она теперь его законная жена. По этому поводу сама Коллонтай впоследствии написала: «Мы соединили свои судьбы первым гражданским браком в России. Я и Павел решили так поступить на тот случай, если революция потерпит поражение, и мы вместе взойдем на эшафот. Гражданское бракосочетание стало единственно законным, а формальности были простыми. Я не намеревалась легализовать наши отношения, но аргументы Павла (если мы поженимся, то до последнего вздоха будем вместе) поколебали меня. Важен был и моральный престиж народных комиссаров. Гражданский брак положил бы конец всем перешептываниям и улыбкам за нашими спинами…»
Пикантность решению Коллонтай придавало то, что именно она больше всех ранее доказывала буржуазность и порочность института брака и была яростным адептом свободной пролетарской любви. Но едва жизнь коснулась ее лично, как она напрочь забыла обо всех своих теориях, во имя того, чтобы спасти любимого человека.
Многим позднее, когда отношения Коллонтай и Дыбенко уже изживут себя, она признается, что на самом деле никакой регистрации брака не было. Коллонтай просто обманула товарищей партийцев, опубликовав сообщение о несуществующем браке. Впрочем, обман этот был шит белыми нитками, так как все прекрасно знали, что жених в момент регистрации брака сидел в тюрьме.
Говорят, что когда новость о первом советском браке дошла до Ленина, вождь отнесся к этому достаточно иронично, якобы, сказав:
— Самым страшным наказанием для этих новобрачных будет сохранение супружеской верности — хотя бы в течение года.
При всем, при том, должный эффект публикация Коллонтай произвела. Помимо этого Коллонтай заверила всех, что Дыбенко после освобождения не сбежит из Москвы, а будет регулярно являться на все допросы, и что самое главное, дала «большевистское слово» за себя и за супруга, что никаких антиправительственных выступлений со стороны матросов больше не будет. После этого Дыбенко и был, якобы, освобожден.
Но это лишь одна из версий освобождения Дыбенко. Согласно другой версии, которой придерживается автор книги «Записки о большевистской революции» Жак Садуль, Дыбенко освободили совсем не из-за стенаний Коллонтай, а только после ультиматума матросов. Братишки заявили, что если Дыбенко не будет освобожден в течение 48 часов, они откроют огонь из орудий по Кремлю и начнут террор против всех большевистских лидеров без разбора. Одновременно, бросив Северный фронт, в Москву направилось и несколько отрядов матросов с намерением обеспечить освобождение Дыбенко. На станции Бологе их остановили и сказали, что все будет решено мирно и без них. Тем не менее, матросы заявили, что обстреляют и захватят Кремль, а потом прикончат и Ленина с Троцким, если Дыбенко не будет освобождён или же будет подло убит. Матросы потребовали освобождения Дыбенко под свою ответственность и назначения нового суда, половину состава которого составят матросы. После долгих препирательств и переговоров, получив клятвенные заверения, что Дыбенко будут непременно освобожден, матросы все же повернули обратно.
Одновременно пришла и не менее тревожная телеграмма из Кронштадта, в которой было заявлено, что балтийцы отказываются принимать Троцкого, как своего начальника и выполнять его приказы, пока эти приказы не будут заверены подписью Дыбенко. Вслед за Кронштадтом прореагировали и черноморцы. ЦК Черноморского флота заявил, что полностью поддерживает Балтийский флот, требует немедленного освобождения Дыбенко из — под ареста, а так же направления его «для работы» на Черноморский флот. Пришло сообщение и с Украины от матроса Железнякова, который заявил, что в случае ареста его друга, он двинет с Украины отряды матросов-анархистов на Москву.
Поэтому на самом деле в освобождение Дыбенко главную роль сыграла не брачная афера Коллонтай, а боязнь матросского мятежа. Коллонтай только помогла большевицкому руководству сохранить в данной ситуации
