— Как тут не злиться?
— Какая разница, как они ведут себя? Тебе нет до них дела. Не должно быть. Ты же все равно не останешься здесь.
— Не останусь. Но раздражает их присутствие у меня за спиной! Я не останусь здесь, но не представляю, куда ехать.
— Возвращайся в Москву.
Она произнесла эти слова как нечто само собой разумеющееся. Внутренне я сразу согласился, правда, в консульство направился не в тот же час. Минул почти месяц, прежде чем я принял окончательное решение. Трудность заключалась в том, что у меня не было российского паспорта. Я никогда не отказывался от российского гражданства, но уехал-то я еще в советские времена. Для поездки в Москву мне нужны были российские документы.
Должен сказать, что в консульстве меня приняли очень хорошо. Мы с консулом уже встречались, когда он приезжал ко мне в тюрьму. Кстати, пустили его ко мне не сразу, потому что итальянцы отказывались считать меня гражданином России. «Вы узбек, — говорили мне, нагло улыбаясь в лицо, — поэтому вами должно заниматься консульство Узбекистана». Зато когда они заводили речь о русской мафии, я сразу становился для них русским. Далеко не сразу удалось моим адвокатам добиться встречи с российским консулом.
И вот теперь я пришел к нему.
— Не беспокойтесь, Алимжан, — сказал он мне. — Мы скоро подготовим необходимые документы. Это чисто технический вопрос. Но паспорт вы будете получать уже в Москве.
— Пусть так. Главное — уехать отсюда.
— Натерпелись здесь?
— Устал от их беззакония. Устал, что ко мне относятся не то чтобы без уважения, а как к самой что ни на есть бесправной твари. Если бы на собственной шкуре не испытал их «демократию», то никогда не поверил бы, что такое возможно. Если честно, то я до сих пор не верю…
По-настоящему трудно дается нам лишь одно — исполнение долга.
ЛАБРЮЙЕР
Жить — это не значит дышать, это значит действовать.
Не тот человек больше жила, который может насчитать больше лет, а тот, кто больше всего чувствовал жизнь.
РУССО
Когда я летел в самолете, снова и снова возвращался мысленно то к одним, то к другим событиям моей жизни. Чего в ней оказалось больше — трагедии, комедии, абсурда? Смешное и грустное сплелось неразрывно, превратившись в причудливую картину бытия. Неторопливо пролистывая картины ушедших лет, я все-таки смотрел вперед. Жизнь продолжалась. Она даже не поменялась. Изменились декорации, но сама жизнь осталась прежней…
Самолет коснулся земли, и я, заметно волнуясь, ступил на родную землю. Итак, я снова в Москве. Российскую столицу мне не доводилось видеть уже давно, и я, признаюсь, не очень представлял, какова она теперь. Телевизионные новости не могли дать даже приблизительного представления о Москве.
В Шереметьеве меня встречали не только друзья.
— Здравствуйте, Алимжан, — подошел ко мне человек, и по его лицу я сразу понял, что он был из правоохранительных органов.
— Здравствуйте.
— Алимжан, мне хотелось бы поговорить с вами.
— Сейчас?
— Да.
— Отложить нельзя нашу беседу?
— Лучше, если вы уделите нам часок сейчас, а потом спокойно займетесь обустройством вашей жизни.
— Что ж, давайте поговорим. Где? Здесь?
— Нет, в городе. Я отвезу вас в наш отдел. Ваши друзья могут следовать за нами, если хотят, и подождут возле нашего здания.
— Да, было бы неплохо, чтобы кто-нибудь поехал с нами, — сказал я. — Мне, знаете ли, столько довелось испытать беззакония на себе, что я невольно начинаю подозревать подвох. Надеюсь, вы понимаете меня?
— Прекрасно понимаю, Алимжан. Мы в курсе всех ваших дел.
— Даже так?
— Вы человек известный, а история, в которую вы попали, была очень громкой, — сказал мой собеседник.
— Лучше бы мне никогда не знать, что бывают такие истории, — ответил я. — Ладно, куда идти?
— Машина у подъезда…
Отдел, куда меня отвез таинственный незнакомец, находился на Сухаревке, неподалеку от Института им. Склифосовского. В небольшом кабинете меня ждали три человека, все в штатском, но по их осанке чувствовалось, что все они занимают важные посты.
— Здравствуйте, Алимжан, — улыбнулся один из них и предложил мне стул. — Мы надеемся, что вы не обидитесь на нас за наше желание встретиться с вами как можно скорее. Не думайте, что у нас имеются к вам какие-то претензии.
— Какие могут быть ко мне претензии, если я пятнадцать лет не был здесь?
— Поскольку вы вернулись на родину и намерены, как мы понимаем, жить здесь постоянно, нам было бы интересно узнать о ваших планах. Ну и расспросить хотели о ваших зарубежных делах, если вы не откажетесь рассказать нам. Похождения у вас были, прямо скажем, необыкновенные.
— Итальянскую тюрьму имеете в виду?
— Тюрьму. Газеты много писали, но… Нам хотелось бы узнать, в каком ключе с вами разговаривали там, на что давили, как преподносили материал…
Беседа продолжалась долго, но не утомила меня, как это ни странно, ничуть. Пожалуй, это был единственный раз, когда встреча с представителями правоохранительных органов не произвела на меня удручающего впечатления. Более того, мне показалось, что они все были искренни в своих пожеланиях мне успеха, когда прощались со мной.
Пока я находился там, в кабинет то и дело кто-нибудь заходил, смотрел на меня, слушал, уходил, а потом появлялся кто-то еще. Похоже, на меня смотрели как на диковинку.
— Значит, будете развивать новый бизнес, Алимжан?
— Не знаю. Я ведь только прилетел. Бизнес у меня уже есть. Вы же знаете, что я совладелец казино.
— Знаем. Но ведь наверняка и новое дело какое-нибудь начнете?
— Может быть… Пока не знаю…
— Алимжан, мы хотели бы надеяться, что никаких сомнительных дел вы не станете касаться.
— Зачем мне это? Я хочу спокойной жизни, легального бизнеса. Собственно, у меня всегда был только легальный бизнес, но пресса превратила меня в «вора в законе», хотя для этого нет никаких оснований. Поверьте, меня так измучила заграничная жизнь, что я хочу только спокойствия.
— Вы уже знаете, где будете жить?
— Да, у меня есть квартира, правда, она нуждается в хорошем ремонте. Пока придется остановиться в гостинице.
— В «Метрополе»?
— Да, — кивнул я. — Вижу, вы все про меня знаете.
— Как вам Москва на первый взгляд?
— Неузнаваемая. Красивая. У меня в памяти осталась от моего последнего приезда сюда только грязь на улицах. Лужи, грязный снег, серые дома и много нищих. Ощущение полной разрухи было. Думаю, что людей, которые прожили здесь все эти годы, надо называть героями. Не погибнуть в том ужасе, выстоять и стать достойными людьми — разве это не подвиг? Сейчас здесь все иначе. Москва сказочно преобразилась. Всюду цветы. Просто райский уголок.
