Ознакомительная версия.
И действительно, по времени, уделяемому мной различным занятиям, изучение еврейской истории начинало занимать у меня первое место.
Я распределил свое время между четырьмя сферами занятий: науками и учебой, уроками и сионистской деятельностью. Самые ранние утренние часы – я взял себе за правило вставать в пять утра – были посвящены истории, в основном еврейской; в предполуденные часы я изучал по программе гимназии дисциплины, которые мне предстояло сдавать для получения аттестата за шесть классов гимназии. После полудня, с двух до семи, у меня были уроки, а после восьми вечера я отдавал все время сионистской работе, которую осуществлял вместе с друзьями. Я старался соблюдать такой распорядок, однако в распределении времени между наукой и учебой начались серьезные изменения; я определил себе первым делом заниматься Учением: для меня таким Учением, как я уже говорил, была еврейская история, а общая и русская лишь постольку, поскольку были с ней связаны. Занятия по истории Израиля были направлены на составление плана литературно-научного сочинения «История Израиля в схемах и описаниях». Я уже отмечал, что чтение русской исторической литературы – и особенно учебников Петрушевского{431}, Павловича{432} и Костомарова – пробудило во мне желание попытаться пересказать всю историю Израиля посредством списков, схем и описаний. Я хотел начать с «Маше и Йехошуа» и завершить… Герцлем и Ахад ха-Амом!
По счастью, нужные книги в нашем городе нашлись. У родственника моего дяди – Йоны Иерусалимского – я нашел «Современный путеводитель растерянных» Нахмана Крохмаля{433}, который остался у него от учителя Донского и был отдан мне по праву дружбы учителя с моим отцом. Я, конечно, прочел Греца и книгу Дубнова{434}, в которую были включены труды Бека{435} и Бранна{436} по истории евреев. Но большая часть исторической литературы, по которой я занимался, была русско-еврейской.
В нашем городе был еврей, продававший русские газеты; у него также можно было брать для чтения русские книги. Оказалось, что в этой библиотеке была почти вся еврейская литература на русском языке, в том числе вся еврейская пресса. С огромным удовольствием я вспоминаю те утренние часы, когда я читал в «Восходе» статьи по истории Израиля и выписывал в тетрадь мысли, которые могли пригодиться мне для осуществления моих планов. Для каждого типа записей я выделил отдельную тетрадь и записывал туда свои мысли и замечания, возникавшие в процессе чтения. Некоторые из этих тетрадей до сих пор хранятся у меня.
Вот выписки из трудов разных авторов: Гаркави «Караимы»; Каценельсон{437} «Вавилонское пленение» и «Саддукеи и фарисеи»; Марек{438} «Еврейская община», «Московское гетто»; Дубнов «Ранние труды по истории евреев России и Польши», «История франкистского движения», «Внутренняя жизнь евреев в Польше». Все они связаны и перекликаются друг с другом. Рядом с Дубновым и Мареком, черпающими сведения в основном из внутренних источников, идут статьи Гессена{439} и Кулишера{440}, Шауля Гинзбурга{441} и Бруцкуса{442}, Никитина{443} и Глента, теории которых построены на внешних источниках.
И вот удивительная подборка статей А. Хараша: «Промышленный облик черты оседлости», «Текстильная промышленность в Польше» – новые горизонты исследований еврейского народа открылись передо мной. И я читаю, и изучаю, и записываю для себя библиографию и примечания, делаю выписки и набрасываю планы.
А вот статьи про Эрец-Исраэль: описания плавания Хаима Хисина{444} в Землю Обетованную, статьи Беркенгейма «Поселенческое движение российских евреев в Палестине и Аргентине», «Старый палестинец» (о Мееровиче), «Сельское хозяйство в Эрец-Исраэль», – вещи, которые мне были вроде бы знакомы, приобретали новый облик, вследствие чего все, что я знал до этого, представало в новом свете.
И вот Америка, статья Исидора Зингера{445} «Еврейское возрождение в США», в которой он предвидит великое будущее идей сионизма в этой стране и призывает своих коллег Герцля и Нордау{446} приехать в Соединенные Штаты для разворачивания сионистской агитации. И я записал в блокноте: «научное и литературное объяснение взглядов р. Лейба Гемарского из Вильно». А вот статья Рубинова{447} «Еврейский вопрос в Нью-Йорке»… И многочисленные переводы Теодора Рейнаха{448}, Руппина{449} («Социальное положение евреев Пруссии»), Шерера{450} (отрывок из книги «Основы западноевропейского законодательства о евреях в Средние века», переведенной для «Восхода») и многое другое. В статье Бернфельда в «ха-Шилоах» («В осаде и в нужде», «ха-Шилоах», том 4) давался обзор книги Шерера, но после того, как я прочитал статью в «Восходе», я убедился в том, что я сильно преувеличивал ценность исторических статей Бернфельда…
Из-за статьи Руппина я поссорился с домовладельцем. Руппин в своей статье (опубликованной в 1902 году) утверждал, что количество евреев в мире – только 7,5 миллиона. Я рассердился. Всего лишь двумя днями ранее в разговоре с ученицами гимназии я «доказал», что евреев в мире не меньше десяти миллионов! И вот… одним махом их число стало меньше на два с половиной миллиона! Увы, про Руппина я тогда ничего не знал. Но статья была переведена с немецкого языка, из «Годового отчета по национальной экономике и статистике». Возможно ли? Я нашел источник заблуждения автора: он по непонятной причине уменьшил общее количество евреев в России, в Польше и в Соединенных Штатах! Согласно Руппину, в России и в Польше было только три миллиона евреев, а в Соединенных Штатах лишь 350 тысяч, хотя в «Восходе» я читал и выписывал это себе в тетрадь, что в Соединенных Штатах было свыше миллиона евреев, а в России – порядка пяти миллионов! Я начал искать тетради и в процессе поиска уронил стул. Было полшестого утра – и я немедля услышал рассерженный голос домовладельца – полуразорившегося лавочника: «Черт знает что такое! Не дают людям спать! Встает черт знает когда и шумит на весь дом, как будто один живет! Стыдоба!» Я попросил прощения у домовладельца и сообщил ему, что собираюсь съехать из комнаты (я платил три рубля в месяц!), – но в конце концов мы помирились. Я пообещал, что «больше не буду ронять стульев в пять часов утра», а он обещал быть повежливей.
Тем не менее я решил через какое-то время съехать из той комнаты. Друзья, приходившие ко мне, спросили меня как-то: «Как тебе удается спать на этой кровати? Она больше смахивает на узкую скамейку, на которой сидеть-то можно лишь с трудом!» Эти слова запали мне в душу, и после того я не мог спать ночами, ворочался с боку на бок и ощущал, что действительно невозможно спать. Тут же у меня открылись глаза на множество других недостатков, которых я прежде не замечал по причине одного важного достоинства: комната была большая и можно было ходить по ней вдоль и поперек, размышляя…
Ознакомительная версия.
