Замполит роты, широко расставив ноги и запрокинув голову, проверял физические данные новобранца, считая количество подтягиваний крепкого, низколобого призывника. Чечен резко и легко подтягивал тело к перекладине и бросал его обратно на расслабленных руках.
– Молодец, солдат, – похвалил его замполит. – Беру.
– А братьев?
– Сейчас и с братьями разберемся, если все такие сильные. Хочешь уметь стрелять?
– Я умею. У меня ружье дома есть, – с сильным акцентом очень спокойно, чуть закатив глаза, ответил чечен. – Я на охоту хожу, волка стрелял.
– Товарищ лейтенант, можно Вас на минутку, – окликнул я замполита.
– Чего тебе?
– Очень надо. Срочно.
Лейтенант, улыбаясь, подошел к нам.
– Товарищ лейтенант, Вам нужны неуставные взаимоотношения в роте?
– Ты чего, обалдел?
– А поножовщина? Или другие сложности в роте?
– Говори конкретно!
– Не берите чеченов. Не справимся. Проверено многими.
– Ты меня пугаешь? Этого я возьму. Видишь, какой сильный парень.
– Не стоит, товарищ лейтенант.
– Я сказал, что возьму, – заупрямился лейтенант.- У нас многонациональная страна, и служить должны все.
– Только не все должны служить в нашей роте. Может быть, Вы, товарищ лейтенант, еще подумаете…
– Голова у нас, чтобы думать, а мозги – чтобы соображать. Я уже решил, значит так будет.
Мы ушли, ругая по дороге замполита. Лейтенант взял этого солдата и вернулся с ним в роту. Почти всех остальных солдат, призванных из
Чечни, перераспределили по другим частям. Чечен в тот же день нашел земляков в стройбате, что не предвещало ничего хорошего, но мы надеялись, что у него физически не будет времени с ними общаться.
Так как солдат было еще не много, то спали они все в одной части казармы, несмотря на распределение по взводам. Командовать над ними поставили молодого сержанта, интеллигентного, крепкого, но очень вежливого парня. Солдаты были совсем молодыми, и как-то, несмотря на неуверенность командира, его слушались.
Утром, услышав громкое "Рота, подъем!", я натянул одеяло на голову и отвернулся к стене. "Спать, спать, спать" – дал я сам себе команду, не давай сну уйти.
– Взвод, подъем. Взвод, строится, – пытался создать командирские нотки в голосе, подгонял "духов" молодой сержант.
Его нытье стало мне надоедать, и я повернулся посмотреть, в чем же дело. Два с лишним десятка солдат уже стояли на "взлетке" и кое-как застегивали и заправляли еще новенькие хебе. Станислав, так звали молодого сержанта, стоял над еще лежащим новобранцем и уговаривал его подняться.
– Белов, – крикнул я ему. – Подвинься чуть в сторонку. – И швырнул в спящего своей подушкой.
Подушка грохнулась солдату на голову. Новобранец вскочил, ошарашено пяля глаза.
– Воин, – мягко посмотрел я на него. – Подушку верни.
– А это ты в меня кинул подушкой? – удивился он.
– Я, я. Кидай назад, родной.
Он кинул мне подушку, я подложил ее под локоть.
– Вставать пора, сынок. Посмотри, тебя уже все заждались. Твои товарищи уже одеты, обуты, давно хотят выполнять то, ради чего их призвали, а ты всех задерживаешь. Нехорошо, родной. Ну-ка, живенько.
Солдат, не торопясь, начал одевать сапоги, влезать в форму.
"Надо вставать, – подумал я. – Все равно уже проснулся". Натянув штаны, я сел на койке и начал наматывать портянку на ногу, заметив краем глаза передвигающегося ко мне человека. Чечен, со страшным выражением лица, которое могло бы быть образцом к фильму ужасов, навис надо мной, держа в руке тяжелую армейскую табуретку. Речь его была неразборчива и, наверное, включала нелицеприятные для меня определения на непонятном языке. Единственное, что я успел уловить, было связано с брошенной в чечена подушкой. Положение чеченца было таким, что стоило мне дернуться, и табуретка со всей силы обрушалась бы на мою дурную еврейскую голову, лишив мою маму возможности увидеть меня живим и здоровым. Продолжая сосредоточенно наматывать портянку и удовлетворенно кивнув самому себе, я медленно потянулся за сапогом:
– Табуретку поставь на место, – как можно спокойнее сказал я, не поднимая глаза на солдата. – Аккуратненько. Армейское имущество, все-таки.
– Чего? – опешил чеченец.
– Говорю, что за порчу имущества штраф в размере трехкратной стоимости. Нельзя все ломать, надо на чем-то и сидеть. Вот так, солдат, – и я воткнул плотно обмотанную портянкой ногу в сапог, пристукнул каблуком о деревянный пол.
Чеченец "завис" на пару секунд, резко развернулся и поставил табуретку около соседней кровати.
– Извини.
– Ты табуреточку на место поставь, а то порядок наводить будем, вновь переставлять придется, – посоветовал я ему.
Выдохнул я, когда солдаты побежали в туалет и к умывальникам.
"Вот говорили мы лейтенанту не брать этого чурку", – со злостью подумал я. – "Это ведь только начало".
Я не ошибся. Днем чеченец пошел в курилку без разрешения, за что получил наряд вне очереди. Дежурным по роте был назначен младший сержант Самсонов. Сибиряк был не просто широк в плечах, а как говорится, кровь с молоком. Он выглядел большим везде. Нет, он не был спортсменом и не качался штангой, как это делал "Михалыч" – сержант роты механиков-водителей, которые располагались этажом выше нас, он "таким родился". Добрый и сильный, он был очень простым, прямым и незамысловатым парнем. Первый конфликт родился поздно вечером, когда Самсонов отправил чеченца, исполняющего обязанности дневального по роте, мыть туалет.
– Я не буду, – твердил чеченец.
– А кто будет? Я?! – нависал над ним Самсон.
– У нас мужчина не моет пол или туалет. Это не мужская работа.
– Ну, позови сюда свою маму или сестру, пусть они вместо тебя служат, раз ты не мужчина.
– Я мужчина, – кипятился чеченец, мгновенно становясь красным, как рак. – Но мыть не буду.
– Будешь!! Ты солдат и обязан выполнять приказы!!
На все наши попытки поговорить, чеченец отвечал однозначно и, махнув рукой, мы отправились спать, оставив его на воспитание дежурному по роте.
Самсонов, продержав чеченца "на тумбочке" всю ночь и не пустив его на завтрак, все-таки загнал бойца в туалет, вручив швабру в руки и насильственно заставив сделать несколько моющих движений. Через час чеченец, попросившись покурить, привел двух земляков из стройбата.
– Слышь, сержант, – подошел солдат с глазами наркомана. – Ты нашего брата не заставляй туалет убирать, ему нельзя.
– Больной что ли? – усмехнулся Самсонов.
– Не больной. Ты зря смеешься. Мы ведь и не так можем, – тут же перешел к угрозам второй.
– Чего сказал? – напрягся всей массой Самсонов. – Ты кто такой, солдат? Или званий не различаешь?
