День спустя после приезда Солженицына директор фирмы Баукнехт (Швейцария) господин Якоб Г. Бэхтольд сказал мне: «Ах, эти проклятые русские — хитрые бестии! Так элегантно покончили с Солженицыным! Теперь он для нас не имеет никакого смысла»[127].
Генрих Бёлль не смог долго выдержать трудного гостя.
Солженицын переселился в Швейцарию. В шикарном частном учебном заведении «Атенеум» в Базеле, где учатся отпрыски лишь самых богатых людей, преподаватели спрашивали своего коллегу, преподавателя истории средних веков, латыни и греческого, чешского писателя-эмигранта Карела Михала (настоящее его имя Павел Букса): «Что он у нас ищет? Низких налогов? Конечно, у нас нейтральная страна, и наш долг — предоставить политическое убежище эмигранту. Однако Солженицын — несколько опасная фигура. Что, если русские разозлятся?»
Чешский эмигрант вступился за изгнанника Солженицына.
Нужно учесть, что этот обмен мнениями проходил в тот момент, когда печать, радио и телевидение открыли кампанию, прославляя Александра Солженицына, так что он вполне мог считать себя центром вселенной.
Фердинанд Пероутка на прибытие Солженицына реагировал весьма отрицательно и всячески пытался подчеркнуть превосходство людей Запада над «простым русским» — превосходство тех, кто ведет себя тихо, пьет виски, умеет молча целыми часами слушать других, — над молодцем, который громко хлебает чай с блюдечка, топает как слон и при малейшей возможности извергает потоки бессвязных слов. Он хотел также доказать «своим рядам», что все приходящее с Востока является по меньшей мере сомнительным. Такая реакционная настроенность не нова, а ветха, как и сам восьмидесятилетний Пероутка.
Якоб Г. Бэхтольд ко всему подходит как реалист. Он сам прошел нелегкий жизненный путь и, как некогда говорили, выбился в люди благодаря своему усердию. Якоб Г. Бэхтольд — коммерсант, а не политик, о которых он с презрением говорит: «Это марионетки в наших руках — мы их водим». Он трезво смотрит на вещи и на все имеет свое мнение. О Солженицыне он сказал: «Запад приобрел дефектный товар, который не найдет сбыта». Невольно он еще раз подтвердил известную истину, что человек, от которого отказалась его Родина, теряет в цене, если даже он лауреат Нобелевской премии и если на его счету в банке шесть миллионов швейцарских франков (1974). И опытный коммерсант Якоб Г. Бэхтольд многозначительно добавил: «Для антисоветизма и антикоммунизма Солженицын имел значение, пока он выступал с заявлениями в Советском Союзе; на Западе его слова быстро утратят свой вес и свою привлекательность». Таким образом, Якоб Г. Бэхтольд, сам того не подозревая, подтвердил опыт американских руководителей радиостанций «Свобода» и «Свободная Европа»: новые эмигранты «изнашиваются» через два года. После этого их практическое применение становится нецелесообразным.
И вот еще одно утверждение преподавателей «Атенеума», базельской школы для избранных. Оно самое любопытное из всех. Александр Солженицын в своей лекции в связи с присуждением ему Нобелевской премии сказал, что норвежские писатели и деятели искусств приготовили для него кров. Он не обманывал. Для него уже после высылки на самом деле был приготовлен «кров» в Норвегии. И не какой-нибудь, а вилла Сигрид Ундсет, действительного лауреата Нобелевской премии в области литературы. Солженицын отказался.
Он опасался похищения, убийства, как он говорил, — «судьбы Троцкого». (Ведь Норвегия слишком близко от Советского Союза.) На нелогичность подобного утверждения я уже указывал. Но было ли это истинной причиной? Нет. Преподаватели «Атенеума» — швейцарцы. Это означает, что они экономны, расчетливы и скаредны. Они смотрят на все сквозь голубую стофранковую банкноту. И потому они вскрыли настоящую причину отказа Солженицына от «крова», предложенного ему норвежскими друзьями: в Норвегии подоходный налог прогрессивный, и Солженицыну пришлось бы платить, возможно, более 50 процентов от своего дохода.
Короче, преподаватели базельской частной школы весьма точно определили, что́ Солженицын искал в Швейцарии. Как и многие другие миллионеры, он искал «налоговый оазис». Так называют на Западе страну под Альпами.
В Цюрихе налог не превышает 10 процентов. А это, разумеется, очень подходит человеку, который «не любил дарить и получать подарки», крал у Аграфены Ивановны Фоломкиной картофель и отобрал у рязанских старичков свой самодельный столик. А всякого рода «идеологические» мотивировки являются обычным маневром для Александра Солженицына. Не может же он сказать, кто он есть в действительности. Иначе потерял бы и деньги и славу.
Что касается вопроса, не «разозлятся ли русские», то он вполне правомерен.
В мае 1974 года А. И. Солженицын с величественным видом сказал мне: «Поеду в США, буду говорить в сенате, буду беседовать с Президентом, хочу уничтожить Фулбрайта и всех сенаторов, которые намереваются идти на соглашения с коммунистами. Я должен добиться, чтобы американцы усилили давление во Вьетнаме».
Если отвлечься от его бонапартистских замашек, пренебречь его манией величия и кровожадностью, чтобы вникнуть в смысл его игры, то становятся понятными причины опасения базельских просветителей «Атенеума». К их мнению в данном случае стоит прислушаться. Прежде всего это образованные швейцарцы. Они знают законы своей страны. Они знают то, что и я могу подтвердить, исходя из собственного опыта: каждый, кто просит у Швейцарии политического убежища, подписывает заявление с обязательством не проводить какой-либо политической деятельности на территории этой страны. Закон обязателен для всех.
Такое заявление подписал и Александр Исаевич Солженицын.
Кроме того, он подписал и приложение, где говорится, что особенно воспрещается экстремистская политическая деятельность — коммунистическая и крайне правая.
Однако не мешает подчеркнуть, что лицу, которое имеет политическое убежище в Швейцарии, запрещается политическая деятельность во всем мире. То есть и за пределами Швейцарии.
Слова Солженицына, которые я привел ранее, показывают, что он с самого начала исходил из того, что будет заниматься политикой. Его нынешняя деятельность это полностью подтвердила. Его лекции, выступления по телевидению и публицистические статейки (в последнее время его нападки на итоги Общеевропейского Совещания в Хельсинки) нельзя назвать «литературной» или «журналистской» деятельностью, это открытая политическая борьба.
Что бы сказала швейцарская политическая полиция, федеральный департамент полиции и юстиции, федеральный парламент и федеральные советники, если бы у них в стране выступал, например, чилийский коммунист против хунты Пиночета?
