Ознакомительная версия.
– Сыны Франции! Я не призываю вас быть храбрыми – я знаю, сколько у вас мужества. В течение тех трёх лет, что я был с вами, вы проявляли исключительное мужество при любых обстоятельствах, особенно во время этой страшной кампании, во всех битвах и испытаниях через которые вы прошли. Но, помните, чем больше страданий и опасности, тем больше славы и чести, и тем больше награда тем, кто нашёл силы, чтобы пройти через них.
Затем он спросил, сколько людей присутствует. Я воспользовался этой возможностью, чтобы доложить Серрарису, что Фалоппа умер сегодня утром. Он спросил меня, уверен ли я в этом, а я ответил, что видел, как он умирает, и что адъютант-майор Рустан тоже видел его.
– Кто – я? – переспросил адъютант-майор. – Где?
– Там, в доме, где вы приказали мне выйти, иначе, как вы сказали, сами войдёте и выгоните из дома всех.
– Правда, – подтвердил он, – я видел мёртвого человека на соломе, но это был хозяин дома, ведь возле него плакала женщина.
Я сказал ему, что тот, кого выгнали на улицу, был настоящий муж и хозяин дома, а мёртвый человек на соломе – Фалоппа. Мы попытались найти нашего беднягу хозяина, но тот, наверное, сбежал.
Пока мы отдыхали, пришедшие раньше, переходили реку по мосту или по льду. Мы пошли вперёд, и перешли реку, но дальше идти было невозможно – дорога поднималась вверх по склону, и на этом крутом подъёме оказалась заблокирована повозками и фургонами. Порядок был окончательно уничтожен. Каждый шёл, как хотел. Некоторые из моих друзей взяли меня с собой, и мы пошли по левой стороне дороги. Отойдя от моста шагов на тридцать, мы начали подъем. Я шёл позади Гранжье, который к моему счастью опять был со мной, и который заботился обо мне гораздо лучше, чем о самом себе. Гранжье пробивал проход в снегу передо мной, выкрикивая на своём овернском диалекте:
– Вперёд, petiot (малыш), держитесь за мной!
Но «малыш» еле ноги волочил.
Гранжье прошёл уже три четверти пути вверх по склону, я же – только треть. Он остановился и, опершись на своё ружье, подавал мне знаки, что ждёт меня. Но я так устал, что не мог идти. Наконец, силы окончательно покинули меня, я упал и скатился на лёд замерзшего Немана.
Я не ушибся, но плечи болели, а кусты, через которые я пролетел, до крови расцарапали моё лицо. Я встал, даже не выругавшись, как будто для меня это было нечто совершенно естественное. Я уже настолько привык к страданиям, что удивить меня уже было нечем.
Потом я подобрал ружье и попытался вернуться назад, но не смог. Тут я подумал, а нельзя ли пройти, если пролезть под повозками. Хромая и спотыкаясь, я поплёлся туда. Дошёл до первой повозки и увидел гренадеров и пехотинцев Гвардии, которые усевшись на колеса, вынимали из фургона мешки с деньгами. У меня не было желания присоединиться к ним – я хотел только пройти. Вдруг я услышал крик: «Казаки! К оружию! К оружию!» За криком последовало несколько ружейных выстрелов.
Ни один из гренадеров и егерей обратил на это никакого внимания: из фургона торчали только ноги. Я потянул одну из них – её владелец выглянул и спросил, есть ли у меня деньги. Я ответил:
– Нет, но зато есть казаки.
– И только то? – спросил он, – но мы не собираемся отвлекаться и делиться с этими зверями нашими деньгами. Кто-то из них желает? Я дам!
И он сбросил на землю две большие сумки пятифранковых монет. Это привлекло и других идущих, а когда я услышал слова «jaunets»[87] и «сорокафранковик», я понял, что они только что нашли золото.
Я забрал ружье одного из гренадеров (дуло моего ружья забилось снегом), занятых выгрузкой золота, своё оставил и вернулся к мосту.
Первый, кого я встретил у моста, был капитан тиральеров Гвардии Дебонне. Я уже упоминал о нем раньше. С ним были его лейтенант и рядовой – вся его рота! Остальные, как он выразился, испарились. Он вёл с собой казацкого коня и не мог пройти через толпу. Я рассказал ему о своём жалком состоянии. Вместо ответа Дебонне дал мне большой кусок смоченного в водке белого сахара. Затем мы расстались, он пошёл по льду через Неман, а я, покусывая сахар, решил попробовать ещё раз. Вдруг я услышал, что меня кто-то зовёт. Это был Гранжье – он вернулся назад и все это время искал меня. Он спросил, почему я не пошёл за ним, я же объяснил, почему так вышло. Затем он пошёл впереди, а я шёл сзади, держась за дуло его ружья. С помощью Гранжье и куска сахара я одолел эту часть дороги.
Там нас ждали наши товарищи – сержант-майор Лебуд, сержант-майор Удит, сержант-майор Пьерсон и сержант Потон. Остальные тоже переходили Неман, разбившись на небольшие группы. Мы были уверены, что в Пруссии нам станет легче и, понемногу, к нам начало возвращаться былое равнодушие друг к другу. С того места, где мы находились, была видна дорога в Вильно и другие дороги, по которым на Ковно шли русские, но маршал Ней с горсткой людей все ещё продолжал сдерживать их. Тяжело опираясь на сосновую палку, к нам шёл какой-то человек. Подойдя ближе, он воскликнул: «Ах, per Dio santo! Я не ошибаюсь: это друзья!»
Мы посмотрели на него, и по голосу и акценту узнали Пеллисетти, миланца, бывшего велита-гренадера. Три года назад он покинул Императорскую Гвардию, чтобы стать офицером армии короля Италии. Бедный Пеллисетти! Только по остаткам его головного убора можно было догадаться, к какому корпусу он принадлежал. Он рассказал нам, что трёх или четырёх домов было бы достаточно, чтобы вместить все остатки армии принца Евгения. Он ждал одного из своих друзей, у того был казацкий конь, везущий его небольшой багаж. Они потеряли друг друга при выходе из Ковно.
14-е декабря, часов девять утра, пасмурно, не очень холодно и без снега. Мы просто шли вперёд, не имея ни малейшего представления, куда идти, но на дороге нам попался большой указатель, информировавший солдат из различных корпусов по какой дороге они должны следовать.
Мы пошли по дороге, предназначенной для Императорской Гвардии, но многие не обращали на этот указатель никакого внимания. Пройдя несколько шагов, мы увидели пятерых или шестерых несчастных, измождённых, похожих на призраки, с окровавленными руками. Они пытались выкопать из-под снега сухари, выпавшие из только что разграбленного фургона.
Мы шли примерно до трёх часов дня. Сержанту Потону было очень плохо, поэтому мы прошли всего лишь три лье.
Справа, в четверти лье, мы заметили деревню и решили там переночевать. Там мы обнаружили двоих солдат, которые только что зарезали корову у входа в конюшню, поэтому мы решили там остановиться. Крестьянин – владелец коровы, пришёл, чтобы собственноручно отрезать нам нашу долю, и для того, чтобы сохранить как можно больше мяса. Он развёл костёр и поставил греться два котла воды. Чистая солома и хороший костёр – давно мы не были так счастливы! Мы поужинали и пошли спать.
Ознакомительная версия.
