Вышли мы из Дома Союзов прямо на Большую Дмитровку. И быстро-быстро пошли назад в сад. После помещения сразу же стало холодно. И опять этот шарф проклятый. Тетя Женя, когда мы вернулись в группу, сказала: «Вот теперь, дети, вы будете долго помнить, как прощались с Владимиром Ильичом». Ну что я буду помнить? Я ведь почти ничего не увидел. А ребята вон, перебивая друг друга, о чем-то говорят, будто видели. А у меня из головы не уходят сосульки на ресницах лошади и усах бойца. И не могу забыть окаменевшего воробышка, лежащего на окаменелой мостовой вверх лапками. Тонкими, со скрюченными коготками.
Как-то в самом начале декабря 1931 года мой одноклассник Славка Эдельберг сказал мне по секрету: «А знаешь, Борька, завтра у нас будут Храм взрывать. Пойдем смотреть». «Врешь ты все» — не поверил я. «Честное пионерское под салютом», — уверял меня Славка. Парень он был правдивый, не верить ему не было никаких оснований. Но ведь ни в каких газетах ничего не сообщалось. «А ты, что, думаешь, что об этом будут на весь свет кричать?» — спросил Слава. Нет, но все-таки. Ведь то, что там собираются строить новый Дворец Советов все давно знают. Но о взрыве Храма никто и не подозревает. Правда, храм давно уж огорожен высоким забором. Но про взрыв я что-то не слыхал. Но, если Славка говорит, значит, он что-нибудь знает. В последнее время много церквей снесли, но их не взрывали, а разбирали. А храм-то вон какой, такой не очень-то разберешь.
— А ты откуда знаешь? — спрашиваю я, все еще не очень веря ему.
— Откуда, откуда. От верблюда! У нас весь двор знает. А ты не веришь.
— Ладно, верю. У нас какие завтра уроки?
— Ну, эти и пропустить не жалко. Скажем, что простудились немного, вот и не пошли в школу
— Ладно, договорились. Жди меня завтра к девяти. Раньше, я думаю, ничего не будет.
Назавтра я сложив книжки в ранец, наскоро поел и помчался к Славке на Пречистенский бульвар. Дорога не близкая, но дело важное. От Никитских ворот проехал на трамвае.
Славкин дом стоит на самом углу Пречистенки и Гоголевского бульвара. Сам он живет на первом этаже, и окна его квартиры выходят во двор. Так что о наблюдении из комнаты и говорить не приходится. Надо лезть на крышу. Что мы с парой еще каких-то ребят из этого дома и сделали.
На крыше ветер пронизывающий, по щекам бьет отчаянно. Пришлось скрываться за широкими дымовыми трубами. Но все равно холодно. Долго так не просидишь. Да и из-за трубы плохо будет видно. Придется выходить на угол дома.
А на площади перед храмом прекращено движение трамваев и всякого транспорта. Куда-то, то в одну сторону, то в другую, бегают какие-то люди. В основном это красноармейцы. В шинелях, шлемах-буденовках. Есть и гражданские, но их немного, и толпятся они маленькой группкой в одном месте. Никуда не ходят. Только к ним время от времени подбегают разные люди. Никаких команд не слышно. Ничего пока не понятно. И долго ли будет все это длиться? Уж взрывали бы поскорее. А то мы совсем замерзнем.
И в самом деле замерзли. Пришлось слезать через слуховое окно снова в чердак, а оттуда домой. Погреться. А то ни руки, ни ноги не слушаются. А пальцы так вовсе окоченели. Отчаянно болят.
Славкиной сестры Иры, к счастью, нет. А то бы она нас выгнала в школу. Она в доме старшая. Славка ее во всем слушается. Попив горячего чайку, отогревшись, снова лезем на крышу. Но ничего не происходит. Так и приходилось то вылезать на крышу, то спускаться вниз.
Наконец, где-то к середине дня, примерно к обеду, все внизу резко изменилось. Почувствовалось приближение момента. Опустели ближние подступы к храму. Мелкие толпы людей отодвинулись в сторону Пречистенки.
Никакой команды я не слышал. Но она, наверное, была. Я увидел вдруг, как вместе с нашим домом вздрогнул храм, как он начал медленно оседать одной своей стороной, как снизу вверх стала подниматься столбом пыль или дым. Только мгновения спустя до нас донесся грохот взрыва. Только после того, как храм стал оседать.
Но его не смогли взорвать весь сразу. Многие части его продолжали стоять. А потом и они стали оседать в клубах пыли под звуки взрывов.
Ничего особенного вроде бы и не произошло. Подумаешь, какой-то там храм взорвали. Мало ли их, и больших и маленьких повзрывали, посносили. Так думал я тогда, спускаясь снова в славкину квартиру. На этот раз чтоб наконец отогреться. Больше нам на крыше делать было нечего. В подъезде дома около лестницы какая-то старуха вся в черном, мелко крестилась и что-то про себя шептала, приговаривала. Вот ей, конечно, жалко. А мне так ничуть. Будет, о чем завтра ребятам рассказать.
День, как день. Обычный, ничего особенного. По улицам взад и вперед снует народ. Ребятишки весело перекликаются. Обычный день.
Вдруг откуда-то сверху с неба стал доноситься какой-то шум. Вроде бы рокот какой-то вместе с гудением. На гул самолета не похоже. Но ничего наверху не видно. Небо чистое, голубое.
Вдруг раздался чей-то голос. «Летит, летит!» Потом еще голоса. Все смотрят вверх, но стены домов не позволяют ничего увидеть. А рокот все приближается. Ровный такой. Спокойный.
Из-за крыши высокого дома показывается нос дирижабля. А вот показался весь его корпус. Длинная серебристая сигара. Очень красивая с большой гондолой внизу. И с хвостовым оперением сзади. Во все четыре стороны — вверх, вниз и в обе стороны большие открылки. Нижний с особым приспособлением для рулежки.
Это дирижабль. Называется он «Граф Цеппелин» по имени своего изобретателя. Подумать только, граф и вдруг изобретатель. Хотя это теперь не в новинку.
Вон недавно из Италии на полюс неудачно летал дирижабль «Италия» во главе с генералом Умберто Нобиле. Тоже граф. Но слетал неудачно. Недалеко от полюса сделал вынужденную посадку. Спасали его всем миром. И наши ледоколы «Красин» и «Малыгин» тогда отличились, помогли. И летчики — Бабушкин и Чухновский тоже. Тогда о нашей роли в спасении экспедиции Нобиле долго во всем мире говорили.
А этот дирижабль, что сейчас летает над нашим городом немецкий. Он прилетел к нам с каким-то визитом. Думаю, что с дружеским. А то дали бы ему так просто летать над столицей.
Вскоре во время демонстраций над Москвой летал уже наш дирижабль «СССР-1». Потом стали появляться и другие. Вообще, о дирижаблестроении заговорили во всех газетах. Дирижабли стали появляться и в плакатах, посвященных строительству социализма в нашей стране, и в детских рисунках. Каждый уважающий себя школьник обязательно рисовал на своих картинках дирижабль. И обязательно с красной звездой.
