Ознакомительная версия.
С этого самого момента мне, пожалуй, и стоит отсчитывать то время, которое принесло с собой на долгие годы все самое мрачное и печальное, что может сопровождать большого грешника в его земной жизни.
Муки и страдания, лишения и невзгоды, измена и смерть дорогих и близких мне людей — все эти наказания Всевышнего мне предстояло еще испытать в дальнейшем.
Привыкший к бродяжьему образу жизни, к воровству и разного рода развлечениям, теперь я даже не мог себе позволить лишний раз выйти из дому, боясь не столько за себя, сколько за то, что, арестовав, менты лишат меня последней возможности увидеть мать живой. Еще несколько месяцев — срок, который врачи определили ей после операции.
Время шло своим чередом, но в состоянии матери негативных перемен мы не замечали, просто теперь она чаще обычного ложилась отдыхать. Но, как я позже догадался, она просто старалась не показывать нам своего настоящего состояния, которое было далеко не таким, как хотелось бы, прекрасно сознавая, как мы переживаем за нее и следим за каждым ее шагом.
Верно говорят: пришла беда — отворяй ворота. Глядя на жену, тут и отец мой занемог: его уже давно мучили боли в желудке, и он слег следом за матерью, как только ей стало хуже, а она уже почти не могла подниматься с постели. Как будто он только и ждал того, чтобы вместе со своей половиной отправиться в мир иной…
Положение становилось катастрофическим. Что касалось матери, то, как бы цинично ни звучали мои слова, здесь было все предельно ясно; нам оставалось только ждать, с отцом же все было по-другому.
Еще недавно здоровый и крепкий мужчина, он буквально на глазах следом за матерью сдал, и складывалось такое впечатление, что отец уже не встанет с постели. До такой степени плохим казалось нам его состояние.
Временами, глядя на родителей с грустью и состраданием, я поневоле вспоминал их частые споры между собой о том, кто быстрей умрет или кто кого должен вперед похоронить и на каком кладбище. В то время я смеялся над их дурашливыми притязаниями, глядя на то, как они — абсолютно здоровые и полные жизненных сил люди — готовятся к смерти, ворча друг на друга, но сейчас мне, конечно, было не до смеха. Как неумолимо летит время, подумал я. Ведь все это, казалось, было еще совсем недавно.
Но на этом беды, почти внезапно упавшие на мою голову, еще не заканчивались. Не знаю почему, но мои родители, насколько я всегда знал, никогда не копили денег на черный день. И вот когда после нескольких месяцев болезни сначала матери, а следом и отца в доме почти совсем не осталось средств к существованию, жена моя решила занять немного и поехать в Самарканд за дефицитными вещами, чтобы, вернувшись, выручить таким образом за них некоторую сумму.
Она уже давно поднаторела в этом деле, пока навещала меня в Москве, да и сам я, по правде говоря, как-то растерялся в тот момент от возникшей и абсолютно непривычной мне житейской проблемы, и другого выхода из создавшейся ситуации не видел. Мы действительно были на мели, и это было более чем очевидно.
К сожалению, я не мог тогда даже предположить, что вновь увижу свою жену лишь несколько лет спустя в одной из азиатских республик, да еще и при весьма странных обстоятельствах.
Но в тот момент в мою голову не могли прийти не только какие-либо идеи и предложения на этот счет, но даже самые простые мысли путались в ней, как в паутине.
Да к тому же, помимо моих больных родителей, я думал еще и о двоих наших маленьких детях, которых тоже надо было чем-то кормить. К сожалению, события последнего времени стали развиваться так быстро, болезнь матери прогрессировала так стремительно, что в конце концов мне одному, можно сказать, и пришлось ухаживать за больными матерью и отцом, которые практически не поднимались с постели, да еще и смотреть за детьми, которым было — младшей три и старшей одиннадцать лет. На мой взгляд, за эти несколько месяцев моя старшая дочь Сабина повзрослела на годы. В этот, такой тяжелый период ее жизни, для своей младшей сестры она была и сестрой и матерью в одном лице, а для бабушки, которую она всегда называла мамой, — маленькой и любящей сестрой милосердия.
И что характерно, настырная от природы и даже в чем-то дикая Хадижка слушала свою старшую сестру беспрекословно. По-видимому, горе родственных душ даже в таком нежном возрасте не могло оставить в их детских сердцах места для каких-либо разногласий.
С каждым днем маме становилось все хуже и хуже. По-видимому, сильные боли не давали ей покоя, но она почему-то упорно не желала ехать в онкологическую больницу. Не я один уговаривал ее, чтобы она туда поехала. Дело было в том, что только после сдачи анализов и определения врачами-онкологами диагноза — рак, а в данном случае его простого подтверждения — врач-онколог мог выписать болеутоляющие наркотики.
Но так как мама почему-то упорно не желала туда ехать, то ни о каких болеутоляющих средствах не могло быть и речи. Я в то время плотно сидел на игле, и «ханка» у меня дома была постоянно.
Я предлагал матери, когда видел, что боли почти не давали ей покоя и были, по всей вероятности, невыносимы, делать уколы хотя бы внутримышечно, если она не хочет ехать в онкологическую больницу. Она категорически от этого отказывалась, даже взяв с меня слово, что я ни в коем случае не подсыплю ей в чай или еще куда черняшку. К еде она почти не притрагивалась и худела прямо на глазах.
Со стороны, наверное, могло сложиться такое впечатление, что она умышленно обрекает себя на такие страшные муки и страдания, как бы пытаясь тем самым искупить перед Всевышним чьи-то грехи, забрав их с собой в могилу. Спустя годы я, иногда вспоминая обо всем этом, пытаюсь найти окончательный ответ, но до сих пор так его и не нахожу и, по всей вероятности, уже не найду никогда.
А разве можно вообще понять кому бы то ни было материнское сердце, предугадать его благородные порывы, устремления, желания? Я думаю, что только Всевышнему это под силу и только Он один может в этот момент самопожертвования быть рядом и помочь женщине, имя которой — мать. И это не сиюминутная идея большого грешника, отнюдь, это результат переживаний и размышлений долгих лет, проведенных в неволе.
В то время, кроме Лимпуса да жены Заики Людмилы, которая была и остается до сих пор для меня ближе родной сестры, я почти ни с кем не общался.
Если кто и заглядывал проведать мать с отцом, то это были их сослуживцы, и от них, кроме банального: «Всего хорошего, выздоравливайте поскорее», — ничего нельзя было услышать. Да они почти никогда и не задерживались у нас. Видно, атмосфера, царившая в нашем доме, была навеяна близостью смерти и большого горя, а такой «климат» подходит не всякому, кроме очень близких людей, конечно. А мне так необходимы были тогда житейские советы умудренных опытом людей.
Ознакомительная версия.
