И мне довелось попользоваться квалификацией известных медицинских светил. В 1954 году на меня, двухлетнего малыша, упала ставня с крыши, и жизнь висела на волоске. Спасение пришло от лагерных врачей! Моментально вызвали «клужанку» (железнодорожную мотодрезину), и меня транспортировали в Новочунку, где в лагерной больнице было много кремлевских медицинских звезд. Они поставили меня на ноги и здоровеньким возвратили родителям. Среди всех профессоров на трассе — а там работали чудо-доктора из Японии, Германии, Советского Союза — выделялся Н. Флоренский.
Уже лет 10 я переписываюсь с его супругой Натальей Ефимовной Флоренской, получил от нее уникальный архив в виде писем и фотографий.
За сухой биографией Николая Дмитриевича угадывается огромный путь становления. Государство снисходительно одаривало необыкновенного доктора наградами и званиями, потом карало, а потом снова возносило.
Николай Дмитриевич родился в 1893 году, после Костромской духовной семинарии поступил в Московский госуниверситет на медицинский факультет. На его долю выпало участие в гражданской и Отечественной войнах, а с ними были перенесены тиф, ранения, плен, участие в партизанской войне, снова плен, лагерь. Судьба помотала его по городам и весям страны: Иваново, г. Кохма (1923–1927), Ленинград (1928–1929), плен под Вязьмой (1941), Копенгаген (1945–1946), лагерная жизнь в Ленинабадской обл. (1946–1948) и Тайшетлаге—Озерлаге (1949–1955).
И после всего перенесенного Н. Д. Флоренский стал профессором, доктором наук, причем самые значительные научные открытия родились в неволе. Он умер в 1979 году, а у меня такое впечатление, что я знал его лично, пожимал его тонкую, чувствительную руку.
После выхода в свет книги Б. Дьякова «Повесть о пережитом» и упоминании о Н. Д.Флоренском, к нему в Иваново с разных сторон посыпались письма-благодарности от спасенных людей, коллег, благодарных читателей. Наталья Ефимовна прислала мне большую часть его переписки, и я начал связываться с этими людьми, разбросанными и затерянными на Украине, в Казахстане, Татарстане, Литве. Удивительный доктор своей добротой одарил и меня, его «рекомендации оттуда» позволили открыть многие тайны Озерлага, ведь найти в 80е годы бывших зэковцев Тайшета по всей стране представлялось абсурдной задачей.
«Уважаемый Николай Дмитриевич!
Может быть, Вы помните, в 1951 г. привезли с пятого лагпункта прораба А. Богородских с перитонитом аппендикса, и сразу же на стол. После операции меня положили в «безнадежную». Врачи говорили: «Этот не выживет». Как было обидно — хоронят живого. Но Вы боролись за мою жизнь, и вот я жив.
Повесть Дьякова меня так взволновала, я несколько дней не находил себе места. А именно то, что он писал — это сотая часть моих мучений в лагерях (из них 4 года в Озерлаге). И, в конце концов, оказалось, что я не совершил никакого преступления. Мне сейчас 56 лет, я работаю главным лесничим лесхоза в Читинской обл., г. Шилка.
2 ноября 1964 г. А. Богородских».
«Дорогой Николай Дмитриевич!
Неожиданную радость мне представила статья М. Чернова в „Литературной газете“ от 15.09.1964 г., где сообщается, что Вы живы и еще работаете профессором в мединституте. Это значит, что воспитываете не только высококвалифицированных, но и благородных врачей, каким Вы являетесь.
В лагере Вы трижды спасли мою жизнь, вытаскивая с того света… Простите, дорогой Н. Д., что отвлекаю ваше время. Как-то совесть, человечность призывают написать некоторые подробности. Как мне хочется пожать Вам руку и обнять и, как родного, расцеловать крепко-крепко.
Мне кажется, что нам, озерлаговцам, должны были предоставить возможность встретиться. Жалко, что писатель Б. Дьяков редактировал свой материал в ленинградском журнале. Я бы ему мог сообщить, как работали так, что фуфайка была вся мокрая, а, возвращаясь в колонну, верхний бушлат был покрыт льдом. В бараке одежду бросали у печки и заваливались на нары мертвецами. Трижды меня выписывали в пересыльный барак, а оттуда на работы в лес и на кладбище, где в мерзлом грунте „оформляли“ 4–5 могил в день. Много было пережито в озерлаговском „санатории“.
С. Фурман 22.10.1964».
«Дорогой Н. Д., спаситель моей жизни!
Думаю, Вы фамилию мою не забыли, потому что Вы за мою жизнь переживали, пожалуй, больше, чем я.
Вы мне делали операцию в 1953 г. в Тайшете на ЦАРМЗе, а после операции сидели 15 суток около меня, у меня был вес 35 кг. Никто не соглашался делать операцию. Сложная операция прошла благополучно, все неверующие были посрамлены. На 13-й день сняли швы. Я стал подниматься. Вы еще смеялись, говорили: „Смотрите, чудо! Синицын пол подметает“.
Живу на воле с 1954 г., чувствую себя очень хорошо. Поздравляю Вас с защитой диссертации.
Иван Синицын. Г. Красноярск. 22.11.1964 г.»
Подобных писем в моем архиве достаточно: есть автограф комкора А. И. Тодорского, письмо начальника Озерлага полковника С. Евстигнеева, который принимал участие в его послелагерной судьбе. И множество посланий от собратьев по лагерю. К сожалению, открыв повестью А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» лагерную тему в советской литературе, КПСС тут же ее и похоронила на долгие годы. Огромное количество свидетельств бывших зэков, только что покинувших лагеря, кануло в Лету.
Научное открытие в лагере
Конечно, все знают изобретение доктора Илизарова из Кургана, применяемое при переломах. Знаменитый прыгун в высоту Валерий Брумель восстановил свою сломанную ногу у провинциального доктора.
А между тем Н. Д. Флоренский еще в лагере предложил новый метод сращивания переломов кости. Свой сжимающий прибор он назвал «ретрактор», а операцию — «компрессионный остеосинтез». Прибор представлял собой две скобы, спицы для скелетного вытяжения и набор винтов, при помощи которых производятся манипуляции. Вначале производилось растяжение, что давало возможность установления отломков в правильное положение. Затем можно было сжать их друг с другом и зафиксировать.
Флоренскому помогли довести до кондиции прибор его же пациенты: конструктор Акимов, гальваник Кассандров и инженер-механик У. Багаутдинов. Все это было на Центральном авторемонтном заводе (ЦАРМЗе) в Тайшете. Вот как вспоминает рождение идеи Узбек Сафич Багаутдинов, ныне живущий в Казани: «Однажды Николай Дмитриевич говорит: „Ребята, вы инженеры! Неужели не сможете придумать железяки для лечения переломов, а я вам идею расскажу“. Сколько мы их переделали, не помню, так как некоторые Н. Д. до хромирования браковал».
Испытать его на заводе не удалось, но в лазарете Озерлага получилась первая попытка. У 65-летней женщины неправильно срослась нога, и она уже год не могла ходить. Н. Д. сломал ей ногу в месте старого перелома и после соответствующей обработки наложил ретрактор и лангет. Через 3–4 дня женщина уже начала ходить с костылем, а через 10 дней — с палочкой. Так летом 1952 года в Озерлаге родился ретрактор.
