Можно назвать немало причин, по которым и эти годы нельзя считать потерянными. Многое из происходившего тогда послужило во благо России, но главное — оппозиции не удалось вынудить ее двигаться вспять, свернуть объявленные реформы. Активно велась перестройка экономики и хозяйства. Тысячи и тысячи свободных крестьян, продав свои наделы, вливались в промышленное и транспортное строительство. Продолжалась военная реформа: осуществлялся переход армии к новым формам организации, велось ее переоснащение. Был объявлен Закон о всеобщей воинской повинности (1874), который уравнял все сословия в выполнении главного долга перед государством. Вовремя и удачно были использованы последствия Франко-прусской войны. Вызванные ею геополитические изменения в Европе позволили отменить действие положений Парижского трактата (1856). Политика позитивного нейтралитета дала возможность укрепить международные позиции, вернуть России равные права в европейском сообществе. Однако именно этот период как раз и сыграл роковую роль в дальнейшей судьбе царствования Александра II. Годы реакции, вызванные остановкой реформ, атмосфера неопределенности и обманутых ожиданий подтачивали общественные устои, размывали многое из того, что стало ценностными ориентирами первого десятилетия правления Александра II. Политическое давление на выразителей общественного мнения, цензурные преследования литераторов и журналистов становились поводом к образованию политического подполья. В этих условиях образовалось и обрело широкие масштабы политическое течение народовольцев, в недрах которого выкристаллизовалось радикальное крыло, взявшее курс на политический терроризм.
В объявленных реформах шестидесятых годов был потерян темп, а реформаторы прежних лет — из тех, кто остался верен себе, — уже не могли набрать прежней высоты. Годы после 1874-го — пора особенно трудная, когда уже начали проявляться признаки грядущего смутного времени. Изменение политической атмосферы, давшее государственному аппарату ощущение некоей свободы и творческого простора, не могло ослабить остроту и сложность подступавших проблем.
К тому времени подрос и политически возмужал наследник престола — будущий Александр III. Вокруг него постепенно сформировалась влиятельная оппозиция, не прислушиваться к мнению которой император уже не мог.
О том, чтобы наверстать упущенное, не было и речи. Главная забота власти теперь состояла в том, чтобы контролировать события, не дать возникнуть революционной ситуации.
Обстановка отягощалась личной драмой императора — необходимостью раздваиваться, жить в атмосфере двоеженства, лавировать ради того, чтобы избежать прямого конфликта в собственном окружении. Ему все труднее становилось находить выход из усложнявшейся семейной интриги и все непосильнее управлять государством.
Положение усугубилось из-за участия России в Балканской войне, оказавшей дестабилизирующее воздействие на общество. Необходимость всецело сосредоточиться на ведении войны не только истощила материальные ресурсы государства, но и вынудила власть замедлить, а кое-где приостановить преобразования, необходимые для осуществления реформ. К тому же наследие крепостничества по-прежнему довлело над обществом. И бывшие крепостники, и прежние рабы зачастую не могли организовать свою жизнь в иной системе экономических отношений, адаптироваться к новым условиям хозяйствования. Недовольство нарастало со всех сторон. Причину бед видели в государе и государственном управлении. Оппозиционные силы разных мастей, пользуясь свободой слова и печати, становились все смелее, критикуя основу основ российской жизни — самодержавие. Требования конституционных реформ, ограничивающих власть монарха, становились все настойчивее.
Вернувшись с театра боевых действий по окончании войны, военный министр Д. А. Милютин открыл для себя безрадостную картину столичной жизни. Достаточно привести лишь две записи в его дневнике, относящиеся к весне и лету 1879 года:
«20 апреля.
Действительно, нельзя не признать, что все наше государственное устройство требует коренной реформы, снизу доверху. Как устройство сельского самоуправления, земства, местной администрации, уездной и губернской, так и центральных и высших учреждений — все отжило свой век, все должно бы получить новые формы, согласованные с великими реформами, совершенными в 60-х годах. К крайнему прискорбию, такая колоссальная работа не по плечам теперешним нашим государственным деятелям, которые не в состоянии подняться выше точки зрения полицеймейстера или даже городового. Высшее правительство запугано дерзкими проявлениями социалистической пропаганды за последние годы и думает только об охранительных полицейских мерах, вместо того чтобы действовать против самого корня зла. Появилась зараза — и правительство устраивает карантинное оцепление, не предпринимая ничего для самого лечения болезни.
12 июня.
Внутренние наши дела, так же как и политика, в каком-то застое. Но будущее представляется в мрачном цвете. По возвращении из Крыма я нашел в Петербурге странное настроение: даже в высших правительственных сферах толкуют о необходимости радикальных реформ, произносится даже слово «конституция»; никто не верует в прочность существующего порядка вещей. В числе нескольких правительственных лиц и я получил из-за границы экземпляр печатного анонимного письма, адресованного на имя государя, где на хорошем французском языке указывается опасность настоящего положения России, необходимость решительного изменения системы управления, предлагается ввести конституцию с двумя палатами, а вместе с тем советуется полное примирение с Польшей. Государь, получив этот памфлет и узнав от князя Горчакова, что прислан и мне экземпляр, спрашивал меня, читал ли я его. В то время я не успел еще прочесть, а после Его величество уже не заговаривал об этом»[104].
Помимо материального урона и неоправданных человеческих жертв, война принесла потери и другого порядка: страна подошла к тому порогу, когда возможным становилось все. Расшатанный механизм государственного управления приходил в упадок. Найти действенные средства для его налаживания не удавалось. Не помогала и лихорадочная смена ключевых персон в правящем кабинете. «Кадровая чехарда» запутывала ситуацию, давала повод террористическому подполью действовать все более дерзко и решительно. Нарастающие усталость, разочарование и апатия, охватившие императора, через его окружение распространялись и дальше. Растерянность охватила высший свет, проникла в разночинную часть российского общества. Назревало ощущение если не паралича, то прогрессирующей слабости власти. Весьма выразительно об этом времени сказано в дневнике А. А. Половцова. Запись от 30 октября (13 ноября) 1878 года: «Петербург в каком-то чрезвычайно грустном настроении. По городу рассылаются печатные прокламации и угрозы. Все жалуются, все недовольны; в Турции до сих пор умиротворение не завершено, новый министр финансов Грейг вносит проекты новых налогов, проекты необдуманные и лишенные общего основания финансового взгляда; каждый министр жалуется на других и все вместе на государя, который в настоящее время находится всецело под влиянием Милютина, человека бесспорно умного, но сделавшегося, в свою очередь, самодержавным, раздражительным, не терпящим противоречия и игнорирующего экономическую, материальную сторону народной жизни. Общественный, умственный, художественный уровень псевдостоличной петербургской жизни, под влиянием разных сил и, прежде всего, зимнедворцовской посредственности, постоянно понижается. Грустные истории слышатся со всех сторон, прибавьте к этому серое небо, густосырой воздух, грязь повсюду, и сделается понятным впечатление человека, приезжающего с международного торжества Парижской выставки».
