Изощренно, из-за кулис велась непрекращавшаяся психологическая война, с тем чтобы опорочить или скомпрометировать зачинателей и исполнителей реформ. Если внимательно, постранично, по дневнику министра внутренних дел Валуева проследить хронику дел и событий 1861–1863 годов и далее, видно, как едва ли не каждый месяц возникали слухи о его возможной ближайшей отставке… Между тем в этих условиях жил и действовал не один только министр Валуев. К тому же десятилетие великих реформ протекало отнюдь не в самых благоприятных внутриполитических условиях. Пленение Шамиля в 1859 году еще не означало полного покорения Кавказа: военные операции в западной части кавказских предгорий, сопровождаемые тяжелыми потерями, продолжались до 1864 года. В университетах Петербурга, Москвы и Казани в 1861 году возникали масштабные студенческие беспорядки, вынудившие применить крайне непопулярные меры полицейского характера. В 1862 году произошли «загадочные», грандиозные по масштабам пожары, которые охватили центр столицы и прилегающие кварталы. На протяжении 1861–1863 годов происходили вооруженные мятежи в Царстве Польском, сопровождавшиеся большими жертвами с обеих сторон и угрозой вмешательства во внутренние дела России. Власти, рассчитывавшей на повсеместную поддержку и понимание, преподносились драматические уроки в виде актов гражданского неповиновения, крестьянских бунтов, недозволенной агитации в войсках, распространения «крамольных» листовок и прокламаций. Эти и другие обстоятельства ставили систему государственного управления перед необходимостью жить и действовать на пределе сил, просчитывая целесообразность и возможные последствия предпринимаемых преобразований.
В силу давления сверху и снизу реформы в России происходили в сумятице, в атмосфере, которую нагнетали «недовольные помещики и неудовлетворенные крестьяне». В этих условиях и стал возможен выстрел Каракозова в Александра II.
Десятилетие, охватываемое 1856–1866 годами, самое плодотворное и исторически весомое, завершилось внезапно. Для Александра II попытка покушения на его жизнь стала потрясением, вызвала в нем чувство глубокой обиды и разочарования. Его душу истерзали нападки и обвинения в предательстве интересов дворянства, в нарушении незыблемых заветов предков. Выстрел Каракозова он воспринял как проявление неблагодарности и непонимания его целей и стремлений со стороны народа и долго еще не мог освободиться от ощущения тревоги и утраты перспективы в своей деятельности. Апатия и равнодушие вкрадывались во все, с чем он соприкасался. Сказывались накопившаяся с годами усталость, пресыщение властью.
Борьбу с «крамолой» возглавил генерал-губернатор Прибалтийского края граф Петр Андреевич Шувалов (1827–1889), назначенный шефом жандармов и главным начальником III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Этого новоявленного «ближнего боярина» в пору его могущества современники сравнивали с Аракчеевым, а кое-кто называл Петром IV. Поставив во главу угла борьбу с «революционной заразой», Шувалов и его выдвиженцы создали атмосферу страха и тревожных ожиданий вокруг Александра II. Используя растерянность и замешательство власти, они развернули работу против главных действующих лиц, стоявших у истоков преобразований. Делалось все, чтобы оттеснить их от Александра II, очистить верхний эшелон руководства страны от влиятельных носителей реформаторских идей. Этому немало способствовали разногласия, имевшие место в рядах сторонников реформ. Отставки последовали одна за другой. Посты министров покинули Валуев, Головнин, Замятнин. Проверенные, известные своим преданным служением государственные деятели неоднократно подвергались провокационным нападкам.
Целую кампанию «шуваловцы» развернули против министра финансов Рейтерна. За три года до этого он провел неудачную попытку восстановить обмен кредитных билетов на золото и серебро. Шеф жандармов и его сторонники использовали провал реформы как предлог для обвинения министра в профессиональной несостоятельности, в неумении вести дело. Процедура его отставки затянулась лишь по чистой случайности. Выбранный императором в преемники Рейтерну С. А. Грейг, служивший директором канцелярии морского ведомства, был другом Шувалова. Он имел весьма смутное представление о финансах и потому для ознакомления с новой сферой деятельности должен был некоторое время поработать в должности помощника министра. Как раз в этот период Александр II приказал Рейтерну разработать программу мероприятий по преодолению кризиса. Несмотря на то что министр уже готовился сдать полномочия, он целое лето провел в работе и подал на высочайшее имя блестящую записку, в которой выделил магистральные направления деятельности, необходимые для решения основных экономических проблем. Выработанная стратегия в очередной раз обнаружила незаурядные способности Рейтерна-финансиста и восстановила его реноме в глазах царя. Программа была одобрена, и разговоры о замене нынешнего министра Грейгом сами собой смолкли.
Дамоклов меч нависал также над Горчаковым и Д. А. Милютиным. Как и Рейтерну, им удалось удержаться на своих постах, однако искусственная изоляция сделала их участие в государственных делах гораздо менее заметным.
О том, что происходило в тот период в окружении императора, можно прочитать в дневнике Милютина: «Все делается под исключительным влиянием графа Шувалова, который запугал государя ежедневными своими докладами о страшных опасностях, которым будто бы подвергаются и государство, и лично сам государь. Вся сила Шувалова опирается на это пугало. Под предлогом охранения личности государя и монархии гр. Шувалов вмешивается во все дела, и по его наушничеству решаются все вопросы. Он окружил государя своими людьми; все новые назначения делаются по его указаниям. Таким образом, уже теперь в Комитете министров большинство членов действуют всегда заодно с гр. Шуваловым, как оркестр по знаку капельмейстера…
…Вот та среда, в которой обречен я действовать. Есть ли возможность одному бороться против целой могущественной шайки? Какое поразительное и прискорбное сравнение с той обстановкой, при которой вступил я в состав высшего правительства 13 лет тому назад! Тогда все стремилось вперед, теперь все тянет назад. Тогда государь сочувствовал прогрессу, сам двигал вперед; теперь он потерял доверие ко всему, им же созданному, ко всему, окружающему его, даже к себе самому. При таком положении дел возможно ли мне одному устоять на обломках кораблекрушения и не будет ли извинительно, если я решусь сложить с себя оружие?..»[103]
