Тут же, по телефону, связались с командующим армии. Вершинин высказался против использования боевого командира в шпионских играх. «На это дело у вас должны быть свои кадры, — отрезал он на просьбу главного чекиста фронта. — Впрочем, если он согласится, — на полтона ниже смягчил свою грубоватость командующий (все-таки резкость с чекистами — себе дороже), — то… в пределах его служебных обязанностей — пожалуйста».
Под вечер начальник штаба воздушной армии вручил Федорову засургученный пакет: «Вы опекаете полк ночных бомбардировщиков в секретной операции. Это срочно. Там и вас касается, — ткнул он пальцами в пакет. — Будьте осторожны при ночной посадке».
Не знал начальник штаба, что полковник Федоров прибыл к нему по вызову не на связном самолете, как положено по рангу командиру дивизии, а на своей персональной автомашине, так как штабы армии и дивизии располагались в секторе хорошо сохранившейся дороги.
Выйдя из прокуренного помещения, Федоров уселся в свою верную, еще демидовскую «Эмочку», неотступно следовавшую за ним почти от самой Москвы, и поерзал на кресле, покрутил рукояткой передач.
— Ну как, Дима? — обратился он к ординарцу, восседающему на заднем сиденье с автоматом на коленях. — Домой или к ночным дракончикам покатим?
Так уважительно он называл легкие бомбардировщики, драконившие по ночам передовые позиции противника.
— Вам виднее, Иван Евграфович, — почтительно отозвался Дима Лощинин, прикипевший душой и телом к своему кумиру еще в громовской армии, да так и остался кочующим курьером при командире и телохранителем «Эмочки».
«Да, не легкая это работа — рыскать по ночам вроде крота», — подумал летчик, проворачивая ключ зажигания и в то же время прикидывая: каким путем ему удобнее добираться до аэродрома «дракончиков». До них, как и домой, не более сотни километров. Только влево, а не вправо. Добро бы по асфальту или хотя бы по гравийке; а то ведь придется крутить баранкой и по грунтовке, да через лес, по черт знает каким колдобинам.
Подсчитав так и сяк и удостоверившись, что ехать в дивизию и пересаживаться в самолет — только время терять, Иван Евграфович не стал голову ломать, как выйти из затруднения: просить связной самолет у начальника штаба, значит нарываться на неприятности. Ехать в дивизию — тоже не резон: время не терпит проволочек. Задание срочное.
— Едем на Слоним, — ничтоже сумняшеся буркнул полковник, отбросив крамольную мысль о том, почему ему поручили это дипкурьерское дело, если по уставу на это имеется специальная команда связных, помеченных грифом «совершенно секретно».
При выезде из Барановичей машину застопорили патрули комендантской роты. Проверили документы, предупредили, что лучше напрямик не ехать: в лесах бродят группы недобитых фашистов. Об этом Иван Евграфович слышал почти каждый день с начала продвижения фронта от Березины до Немана, однако «Эмочка» вместе с ним, или только с Димой, благополучно продвигалась по дорогам войны вслед за линией фронта.
Когда миновали очередное село, машину остановил пост заградительного отряда военной милиции: «Дальше нельзя: запретная зона. Необходимо разрешение особоуполномоченного». Вызвали старших офицеров. В сгустившейся темноте Иван Евграфович сразу не признал знакомого чекиста.
— О! Полковник Федоров. Рад встретиться, — первым подал голос Пащенко. — Куда путь держим на ночь глядя?
— А-а, чекисты на путях продвижения народа к победе. Здравствуйте, я — ваша тетя, — полушутя, полусерьезно хмыкнул полковник. — Еду к своим. Надеюсь, пропустите через свою зону без волокиты.
— Пропустить-то пропустим, но безопасность не гарантирую. Сами понимаете — зона. В лесу прячутся звери. Не ровен час наскочить на мину, — точно таким же слогом полузагадочно, полушутейно заговорил чекист. — Если вы не боитесь бродячих собак, похвально. За храбрость не судят.
— Раз зона под вашим колпаком, так в чем дело? Вы даете мне Аусвайзе или пароль? — пытаясь уточнить обстановку, перешел на официальный тон полковник, задетый намеком на трусость при встрече с бродячими немцами.
— Пропуск и пароль вам ни к чему. Зона для вас открыта, — тоже казенным голосом ответил чекист. — Боюсь, вас подставили, товарищ полковник, наши зубры из Беловежской пущи, — осекся вдруг подполковник, споткнувшись на слове, строго засекреченном с началом операции «Березина». — Проваливай. Счастливого пути, — добавил он более проникновенно, осерчав то ли на свою неосведомленность в деталях операции, то ли на тупость полковника, не посвященного в эти детали.
Лес проехали без каких-либо происшествий. Но в конце предполагаемого выхода из лесного массива вышли два красноармейца с пистолет-пулеметом Шпагина и рукой показали: стой, мол, проверка.
Федоров замедлил бег автомобиля, как бы намериваясь остановиться, а сам шепнул ординарцу: «Приготовь пушку».
Стекла в машине были опущены в самом начале темноты, и теперь Дима высунул в окошко кончик ствола своего автомата, снятого с предохранителя.
Приблизившись к патрулям, Иван Евграфович включил дальний свет, ослепил вышедших навстречу солдат. Луч света скользнул в сторону и выхватил из темноты офицера с красной повязкой на рукаве. Машина с ревом набросилась на патруль, отпрянувший в разные стороны. «Не стрелять!» — отчетливо прозвучало в темноте, видимо, от притаившегося офицера под деревом. Когда проскочили заслон, ординарец все-таки выпустил две короткие очереди по верхушкам деревьев; так, больше для души, чем для устрашения.
— Порядок. Пусть знают наших, — похвалил действия ординарца командир. — Как думаешь? Наши или переодетые диверсанты?
— Как будто наши, а там — кто их знает, — отозвался ординарец. Впереди угадывались просветы открытого поля. Но у самой опушки леса машина уперлась в завал. Шофер вырубил свет, чутко прислушиваясь к подозрительной тишине. Ни звука постороннего, ни движения.
Машина остановилась, тихо урча мотором. Что делать? Разбирать завал или искать объезд между деревьев? В машине есть и топор, и пила, и лопата, да нет ясности, за что хвататься.
Вылезая из машины, водитель тихо прошипел подручному:
— Выходи и следи. Чуть что — огонь. Понял?
— Есть, — прошептал ординарец, бесшумно покидая сиденье.
Поправив пакет за пазухой, Федоров выпрямился, все еще держась правой рукой за распахнутую дверцу. За преградой мелькнули силуэты людей. Справа выступил человек: «Не двигаться! Милиция». Рука машинально потянулась к рычагу переключателя света. В лучах прожекторов четко вырисовались люди в гражданском с белыми повязками на рукавах.
