полагается; тогда пришлось из наших денег взять, чтобы их успокоить. Это все мелочь, но большая неприятность для коменданта, он имеет наши деньги. Не говори другим об этом. Пока не упразднили гофмаршальскую часть, но хотели теперь, тогда не знаем, как будет; но ничего, Господь поможет, и нам здесь хорошо, и все есть, что нужно.
Не знаю, что с бедной Ливадией делают, много политических арестованных, которых освободили, живут там. Не знаешь, где дорогой «Штандарт»? Боюсь спросить. Боже, как я за тебя страдала, что ты жила на «Полярной звезде». Какой ужас ее так увидать. Можешь ли мой мелкий почерк читать. Не могу о яхте вспоминать, невыносимо больно… Вот нашли «paperknife» [92] из мамонтовой кости, не очень хороший, но все-таки здесь сделанный, и, может быть, тебе пригодится. Скорей нарисовала тебе карточку – ина березе тоже, очень торопилась, так что прости, что они не лучше вышли. Вот, кажется, уберут нашего комиссара (our jailor an exforca [93]), и мы этому очень рады, его помощник уедет с ним, ужасный тип, они вместе в Сибири сидели, комиссар 15 лет. Солдаты это решили, и, слава Богу, оставляют нам нашего коменданта. Все от солдат зависит. Могла бы больше писать, но все-таки боюсь. Надеюсь, он тебе благополучно доставит. Сейчас маленький придет на урок, я лежу, так как 6 часов, дрова трещат в камине – очень уютно, но мало греют. Говорят, что теплее на улице и что ветер затих. Прохожу с Алексеем объяснение литургии, дай мне Бог умение учить, чтобы на всю жизнь осталось у них в памяти, чтобы им было в пользу и для развития души. Все-таки везде невежественность большая. Жалею, что письмо мало интересное. Вчера пили чай в их маленькой уборной. Уютно, что все так близко живем и что все слышно. Мне надо письмо кончить, тогда он завтра утром получит – надеемся его увидеть из окна.
Милая, родная моя душка, Господь с тобою, благословляю тебя, нежно целую, все мои тебя целуют и посылают «much love» [94]. Господь поможет. Помнишь, что я тебе в 1914 году сказала про Германию? Вот теперь там начинается то же, что у нас. Чем хуже там, тем лучше и светлее будет у нас, это мое чувство, этим спасемся. Но ты понимаешь тоже, что переживаю, не имея известий от брата, и что впереди… он тоже про нас ничего не знает. Если я думаю, что маленький «home» [95] будет тоже так страдать, как мы, то ужас (а потом Англия), хотя наш Друг сказал, что нам ничего не будет, так как я оттуда, но здесь еще так страшно плохо. Стараюсь мысли отгонять, чтобы от отчаяния покой душевный не потерять. Боюсь за моих там, что будет. И ты, родная, помолись за мою маленькую старую родину, – и знаешь, за эти годы, все, что мне в жизни дорого, заставляет меня страдать – «home, new home» [96], ты отрезана от всех. Доверяю всех в Ее святые руки, да покроет она всех Своим омофором. Благодарю день и ночь за то, что не разлучена со своими родственными душками, за многое надо благодарить, за то, что ты можешь писать, что не больна, храни и спаси тебя Господь, всем существом за тебя молюсь, а главное, что мы еще в России (это главное), что здесь тихо, недалеко от раки св. Иоанна. Неудивительно, что мы именно здесь. Прощай, до свиданья, моя дочка любимая, горячо целую, как люблю.
Лучше было бы, если Тина поехала в Одессу, чтобы быть недалеко от Сережи, и добрая Зиночка могла бы за ней ходить. Но так как румыны взяли уже Кишинев, Сережа уже, вероятно, уехал, но я рада, что они были вместе, хорошо, что разделяют трудности жизни – любовь их только окрепнет. Как здоровье Али, какой Дерфельден убит на Кавказе, муж ли Марианны? Мать ее с семьей живут в доме Бориса [97]. Вижу изредка Изу на улице и наших девушек; живут они в разных местах. Надя Коцебу живет в Ялте со своей belle virt [98]. Сестра Татьяна Андреевна теперь в Петербурге, устроит сестру, потом вернется к М. Ф. Привет отцу Кибардину, отцу Афанасию, нашему отцу Александру и Лиомилову старику сердечный привет, часто его вспоминаю. Он пишет иногда нашим, про Кондратьева ничего не знаю. Имеешь ли известие от Лили? Где твоя Зина с ребенком, где наши шоферы? Где Коньков? Разорви письмо лучше. Имеешь ли от Гахама письма? Жив ли генерал Шведов? Святая Богородица, береги мою дочку…
Если «Bitter» автор, берегись, так как нехороший человек, настоящий большевик…
№ 15
(Написано по-русски)
Милая душка, родная моя маленькая. Боже, как мне тебя жаль. Сегодня одновременно получила твои открытки от 26 января и телеграмму о смерти дорогого Папа. И я не с тобой, не могу тебя прижать к груди и утешить тебя в твоем большом горе. Дитя мое, ты знаешь, что я с тобой, молюсь с тобой и разделаю твое горе. Спаситель и Матерь Божия, утешьте дочку мою… Упокой душу дорогого отца. Завтра утром Аннушка пойдет и закажет в соборе сорокоуст у раки святого и помолится за нас всех, – мы только можем у себя молиться всем сердцем. В нем мы обе потеряли верного, милого долголетнего друга. Папа и дети скорбят с тобой, целуют и передают все, все. Ты чутким своим сердцем все понимаешь, так как телеграмма почтой шла, не знаю, когда Бог его к Себе взял, неужели в тот день, что ты мне писала. Как я рада, что ты его ежедневно видела, но как все это случилось. Бедный маленький папа. Какая большая потеря. Знаю, как вы друг друга любили, понимаю и разделаю твое горе, сама все это испытала и знаю эту страшную боль. Но за него надо Бога благодарить, слишком много тяжелых переживаний, без дома и вообще… помню, наш Друг сказал, что после женитьбы Сережи он умрет. И вы две женщины одни, или Беби с вами, чтобы помог и добрый дядя. Я через него как следует напишу тебе и маме бедной. Целую ее крепко, и скажи, как мы обе его любили и ценили – он редкий был человек… Ужасно только сегодня это знать, быть так далеко. Боже мой! Как ты во всем этом? Один ужас, помоги и подкрепи тебя Господь Бог. Какое счастье, что вы так много вместе были
