Портрет все же был продан, а Мартынова скончалась спустя 4 года от туберкулеза в возрасте 36 лет. Она мечтала стать художницей, грезила о красивой жизни, но ничего из этого не сбылось.
Прошло еще 6 лет, и Сомов в начале апреля 1910 года посетил Третьяковскую галерею и увидел там свою картину. «“Дама в голубом” мне не понравилась, как и все прочее мое, за исключением маленького автопортрета, которым я не был обижен…» – сообщает Сомов в письме к своей сестре Анне, в замужестве Михайловой.
Константин Сомов часто портретировал женщин. В его обширной галерее женских образов некоторые критики усмотрели некую «порочность» женщин, выбранных художником в качестве моделей. Другие критики находили, что «сомовские люди – призраки, играющие в людей…».
Что сказать по этому поводу? Только воскликнуть: да разве были когда-либо на свете художники, которые не подвергались бы критике?! И критике злобной!.. Чем крупнее талант, тем больше поводов для его развенчивания. Так было и с Сомовым. Маститый критик Стасов вообще считал, что на картинах Сомова лишь «каракули и раскоряки».
И в то же время следует признать, что в чем-то критики художника были и правы. Во многих портретах кисти Сомова сквозит и скепсис, и душевный надлом, и затаенная тоска – все это создает некий отталкивающий эффект. Но именно это и говорит о том, что Сомов – истинный реалист: изображал то, что видел. Конец XIX – начало XX века – период вызревания больших социальных катаклизмов. Катастрофа была разлита в атмосфере, предвестия ее поглощались с воздухом. Умные и тонко организованные люди ее ощущали почти физически.
Примечательна картина «Эхо прошедшего времени» (1903). На ней изображена красивая женщина, вроде бы живая, но ее рука почему-то безжизненна. Вся фигура модели свидетельствует о непрочности, бренности земного бытия, напоминает, что человеческое счастье – вещь хрупкая, оно может быть разбито в любой момент.
Странно, но, рассматривая женские портреты Сомова, я неожиданно вспомнил малявинских «Баб». И назидательный совет Василия Розанова: «Нужно, конечно, было изучать и брать не «дам», а баб… «Бабы» – это вечная суть русского, – как «чиновник» вообще, «купец» вообще же, как «боярин», «царь», «поп»…»
Но Сомов был далек от российских архетипов, он тяготел к космополитическому, к человеческому вообще.
Сомов писал свои модели, как правило, в большом смятении и отчаянии. «Моя вторая модель гораздо интереснее первой, – пишет он сестре (22 января 1910), – у нее очень особенное лицо. Сидит она в белом атласном платье, украшенном черными кружевами и кораллами, оно от Ламановой, на шее у нее 4 жемчужных нитки, прическа умопомрачительная…
И я в первый раз вчера взял краски, набросал такую рожу, так неверно и так гадко, что хотелось ей сейчас же признаться в своей немощи и ретироваться навсегда… Поэтому и в нерабочие часы я хожу с червем под сердцем и тоскую…»
И все же художник преодолевал себя и рисовал свои удивительные портреты, не догадываясь, что его рукой водила сама История, и поэтому порой ему и было как-то не по себе от своей провидческой миссии.
Сергей Эрнст подметил, что Сомов зачастую рисовал какую-то «собственную сомовскую новую страну», как правило, погруженную в сумерки или подсвеченную ночным светом, именно таким предстает «Остров любви» и многие другие картины. Кстати, «Остров любви» перекликается с поэзией Михаила Кузмина. Помните?
Что белеет у фонтана
В серой нежности тумана?
Чей там шепот, чей там вздох?
Сердца раны лишь обманы,
Лишь на вечер те тюрбаны –
И искусствен в гроте мох.
Запах грядок прян и сладок,
Арлекин на ласки падок,
Коломбина не строга.
Пусть минутны краски радуг,
Милый, хрупкий мир загадок,
Мне горит твоя дуга!
Именно такой «мир загадок» возникает и на картинах Сомова. Иногда создается впечатление некоторой схожести сюжетных композиций Сомова и Борисова-Мусатова: застывшие фигуры женщин, стилизованные парки, отблески воды в водоемах… Но нет, это разные художники не только по стилю, но и по мироощущению. Женщины у Борисова-Мусатова поэтичны и мечтательны, трогательны и беззащитны. У Сомова они совсем иные, за ними явственно тянется иронический шлейф. Сомов тихонечко посмеивается над своими героинями. «Вы любите и страдаете? Но и это пройдет!» – говорит художник. У Борисова-Мусатова преобладает задушевная лирика, у Сомова вылезает наружу почти гротеск.
Особенно проявился иронически-гротесковый стиль Сомова в фарфоровых статуэтках (по его моделям они были отлиты в 1905-1906 годах на императорском фарфоровом заводе). Тут уж не намеки, а настоящее буйство иронии: дамы-куколки, дамы-игрушки, карусель любви с жеманными улыбочками и тягуче-томными поцелуями.
В 1903 году в Петербурге в салоне «Современное искусство» проходила персональная выставка Сомова, на которой были представлены не только картины и портреты прошлых лет, но и образцы журнальной и книжной графики: титульные листы, виньетки, заставки, концовки, вся эта тонкая и затейливая вязь линий, графические арабески художника.
Попутно отметим, что «мирискусники», и Сомов в частности, внесли огромный вклад в разнообразие приемов художественного оформления книг и журналов в России. Они сделали журналы и книги нарядными, броскими и изящными. Достаточно лишь взглянуть, к примеру, на титульный лист книги «Театр» или книгу стихов Вячеслава Иванова «Сог агdens», как рука сразу тянется раскрыть страницы. Мастерство художника играет роль сезама в журнально-книжном мире.
Созданья легкие искусства и ума,
Труд англичанина, и немца, и француза!
С желтеющих листов глядит на нас сама
Беспечной старины улыбчивая муза, –
так писал Георгий Иванов.
Остается только уточнить, что мы говорим о труде не англичан и немцев, а о труде все же русских художников.
Сомов был искусным рисовальщиком, «истинным поэтом линии» (Бенуа), он как никто умел соединить декоративную пышность с четкой графической линией, грозди винограда – с золотом листьев, вплести фигурки в рамочки, все закрутить и завихрить. Но в то же время его сложная орнаменталистика сохраняет воздушность и легкость, в ней много красоты и ажурности. Примечательно, что, активно употребляя акварель, гуашь, золото, серебро, Сомов остается, по существу, графиком.
Впадая в искусствоведческий анализ, необходимо сказать несколько слов о Сомове как иллюстраторе книг. И в этом жанре Сомов превосходен и, разумеется, ироничен (вообще говоря, без иронии нет Сомова). Вот пушкинский «Граф Нулин». Спящая Наталья Павловна. На ее лице блуждает лукавая улыбка. Обнажены не только грудь, но и колено, розовеющее среди бело-голубых простынь и подушек.
