ГЛАВА 7,
показывающая, сколь кроток и незлобив и миролюбив был Авва Исидор, а также повествующая о прощении им всякой обиды, нанесенной ему
Независимый и свободный был отец Исидор. Но он же был исполнен кротости и незлобивости, прощения и неосуждения. Никого он не осуждал, ни на кого не гневался, все терпел; прощаемости же его не было конца. Если он замечал, что на него кто-нибудь раздражается или обижается, то сей час же просил прощения, хотя бы и не был ни в чем виноват. Если кто-нибудь оскорблял его словом и, несмотря на все старания Батюшки, все же не смягчалося сердце оскорбителя, тогда Батюшка тихо уходил в сторону и дожидался благоприятного случая.
И других также он побуждал к тому, образ чего давал им непрестанно. Если в присутствии Батюшки говорились слова осуждения, то он кротко, но твердо и со властию останавливал их, — так останавливал, что далее нельзя было сказать ни слова. Если он видел, что кто-нибудь находится в ссоре с другим человеком или даже просто охладела их взаимная любовь, то всегда он побуждал идти мириться и просить прощения, — побуждал того именно, кто с ним разговаривал, хотя бы он и был вполне прав. О. Исидор просил о том, умолял, наконец требовал того, требовал тихо и кротко, однако настойчиво и решительно, так что никто не посмел бы ослушаться этого Старца.
Что происходило между этим духовным Отцом и его духовными детьми, — это знают лишь говорившие, да Отец их Небесный. И ни одному человеку о. Исидор не проговаривался об этой вещи ни единым покиванием головы. Эти обличения навеки тонули в духовной глубине Старца, подобно камешку в глубоком озере. После же того, как дело было кончено, он как будто совершенно изглаживал его не только из своей души и памяти, но изгонял из самого бытия. Значит, нет теперь ничего этого, и говорить не о чем. Но стоит рассказать тебе, читатель, несколько случаев из жизни самого Батюшки.
Было некогда, что долго он держал у себя, кормил и содержал одного исключенного семинариста. Но семинарист оказался неблагодарным и вселилась в него от исконного врага человеческого Диавола худая мысль: задумал он зарезать Старца и ограбить его нищенское имущество. В отсутствие Хозяина, у которого жил этот семинарист, стал он шарить всюду, искать денег. Тогда приходит о. Исидор. Семинарист, вот, и замахнись ножом на него, требуя: “Давай деньги!” Однако денег у о. Исидора не было. Ведь он все раздавал первому попросившему. Вот, пока семинарист, с ножом в руках, требовал несуществующих денег, прибежала братия и защитила Старца. Отец Игумен и говорит Старцу с упреком: “Зачем же ты их (т. е. нуждающихся) принимаешь?”
А Старец извиняется: “Батюшка, ведь нельзя же с меня, старика, требовать Бог знает чего! Ведь это у меня одно утешение!”
Так ничего с ним не поделал и о. Игумен, о. же Исидор продолжал пускать к себе людей, которые иногда поступали с ним худо. Но только Батюшка тщательно скрывал последнее; и узнавалось это как-нибудь случаем.
Что же было далее того? А вот что: над семинаристом нарядили суд, но о. Исидор спас своего злодея от наказания. На суде как стали отбирать показание у Старца Исидора, его и спрашивают, хотел ли он-де тебя зарезать. А Батюшка: “Нет, — говорит, — он меня и не думал зарезать”. Ну, суд, конечно, удивляется: “А как же он ножом замахнулся и кричал, что зарежет?”
- “Кричал… Мало ли что кричат, разве непременно хотят зарезать”.
Семинаристу так и было на суде заявлено, что его отпускают по причине Исидорового показания.
Вот еще какой случай однажды вышел. Отца Исидора на кухне раз оскорбили. Пришел он было на кухню просить чего-то, а ему помощник о. келаря так грубо отказал в просимом. Подумай сам, читатель, стал ли бы такой человек, как отец Исидор, просить чего лишнего? Но, если бы и впрямь попросил лишнего, кто смеет судить его? А тут ему было отказано так грубо, что оскорбление было явно. За этот ли грех свой, или по какой иной причине, но случилось так, что обидчик, вскоре после сказанного происшествия, сильно заболел, слег на одре и был при смерти. Как только узнал про то о. Исидор, приходит ко своему оскорбителю просить у него прощения: “Я тебя, мол, может, оскорбил, просил-что, может быть, и не нужно…” После того помощник о. келаря поправился.
Батюшка о. Исидор не только прощал другим их прегрешения против него, но и покрывал любовию своею грех брата, — старался скрыть его от других. Был, например, частым посетителем его некий не то послушник, не то мирянин, ходящий в послушнической одежде. Батюшка постоянно поил его чаем, помогал ему, хлопотал за него. Но этот “послушник” поступал нехорошо с о. Исидором: придет к кому-нибудь из чтящих Батюшку и от имени Батюшки просит чего-нибудь. Неизвестно, догадывался ли об этом Батюшка, но однажды дело открылось. Приходит сказанный “послушник” к некоему духовному сыну о. Исидора и от имени отца Исидора просит конвертов, почтовой бумаги и марок. Тот и говорит: “Хорошо, сегодня буду у о. Исидора, так занесу сам!” Приходит он к Батюшке, передает ему сверток и говорит: “Вот, Батюшка, Вы просили…” А Батюшка отрицается: “Нет, я не просил…” “Мне так сказал брат имярек”. Батюшка на мгновение задумался, потом сразу понял, что тут было злоупотребление его именем, но захотел покрыть грех брата. Сильно смущенный неожиданным открытием, с явным чувством стыда за брата он решил не настаивать на том, что он не просил себе почтовых принадлежностей. “Хорошо, что ты принес бумаги, понадобится”, - сказал он, взял сверток и перевел разговор на что-то другое. Так он и не выдал согрешившего, не осудил его.
И не только сам о. Исидор прощал другим обиды, но и других побуждал к тому же. Водворять мир было для него потребностью. Вот один пример того, и из сего примера читатель узнает заодно отношение о. Исидора к ставшему впоследствии его сыном духовным известному старцу о. Варнаве. Рассказывает некий диакон, студент Духовной Академии, что незадолго до смерти Батюшки он навестил Старца. Этот последний читал в то время Жиз неописание о.
