подогретых распрями между Протестантским союзом немецких князей и Католической лигой в самой Империи.
Во время регентства королевы-матери Марии Медичи (1610–1617) супруги вернулись во Францию. Неуемный Анри стал главой аристократической оппозиции и принял участие в заговоре против Кончини, за что три года отсидел в тюрьме. Шарлотта ходатайствовала о воссоединении с мужем, и Людовик XIII исполнил её желание. До своего освобождения в 1620 г. супруги находились в Венсеннском замке, куда Конде перевели из Бастилии и где в 1619 г. родилась их дочь Анна-Женевьева, вышедшая впоследствии замуж за герцога де Лонгвиля. В итоге Анри смирился и верно служил первому министру Франции в 1624–1642 гг. кардиналу Ришелье.
В целом же этот человек во всем был противоречив, а эмоции в его характере и поведении тесно переплетались с практицизмом. Он был заговорщиком, который никогда не доверял союзникам, и командующим, который никогда не желал платить своим войскам. Он то пытался объединиться с гугенотами, то боролся против них, щеголяя своим благочестием; брал роскошные подарки от Марии Медичи, а затем осуждал ее за неправильные расходы королевской казны. Конде возмущался, когда Генрих IV пытался соблазнить его жену, но изменял при случае ей сам. Те, кто близко знали чету Конде, много лет спустя говорили, что «Месье Принц подарил Мадам Принцессе только два счастливых дня в ее жизни, а именно, день бракосочетания, когда она получила более высокий ранг, и день его смерти, когда она получила свободу и его огромное наследство». Анри де Конде использовал любые обстоятельства, пригодные для эксплуатации личных целей. Его сын многое позаимствовал от него, но не все. Ришелье не допускал в Узкий совет при Людовике XIII, членами которого были государственные министры, принцев крови, т. е. прямых родственников королевской семьи, но при решении важнейших политических вопросов с Анри де Конде нельзя было не считаться.
Иное дело мать Луи Шарлотта-Маргарита, которая пользовалась неизменным уважением при дворе и находилась в доверительных отношениях с женой Людовика XIII королевой Анной Австрийской. Она не любила первого министра Франции Ришелье, но не вмешивалась в интриги против него, предпочитая проводить свободное время в знаменитом литературном салоне мадам де Рамбуйе. Многих гостей Катрин Рамбуйе, подобно ей самой, отвращали от королевского двора царящие там интриги, а в доме маркизы они находили достойную альтернативу. Маркиза не имела предубеждений, что позволяло ей одинаково любезно принимать у себя принцев крови и литераторов. Этот салон сыграл большую роль в развитии эпистолярного жанра во Франции. Превосходное качество практически всех писем и мемуаров французов и француженок XVII в. во многом можно объяснить тем, что происходило в салоне маркизы. Да и к ведению беседы стали относиться как к настоящему искусству, и был создан четкий стандарт достойных форм выражения чувств.
В 1627 г. Шарлотта Конде пыталась заступиться за своего кузена знаменитого дуэлянта графа Франсуа де Монморанси-Бутвиля, нарушившего указ кардинала о запрете поединков. Но Ришелье был непреклонен, и Бутвиля казнили. И принцесса Конде взяла на воспитание в семью Конде его сына — будущего маршала Люксембурга. А в 1632 г. ее единственный брат, Анри II де Монморанси, был арестован за участие в заговоре против короля и осужден на казнь. О помиловании просила не только Шарлотта, но и брат короля Гастон Орлеанский, Анна Австрийская, другие высокородные придворные. Несмотря на это последний представитель герцогской ветви рода Монморанси был казнен, а все его титулы отошли в казну. Позднее они будут возвращены детям Шарлотты, но до смерти Ришелье в 1642 г. она оставила королевский двор и Париж, посвятив все свое время детям. В 1643 г. принцесса Конде стала крестной матерью будущего короля Людовика XIV [24].
Получив при рождении титул герцога Энгиенского, принцем де Конде Луи будет называться с декабря 1646 г., после смерти своего отца. Тогда же он станет первым принцем крови и пэром Франции. С колыбели юный герцог Энгиенский, у которого в 1629 г. еще появился брат Арман, будущий принц де Конти, был окружен роскошью и заискиванием многочисленных слуг, которые выполняли любые желания маленького принца. Ему прочили прекрасное будущее, и он не сомневался в своем великом предназначении. С ранних лет этот знатнейший из самых видных аристократов Франции отличался небывалой дерзостью, честолюбием и храбростью, был исключительно свободолюбив и не признавал никаких авторитетов. И, тогда как юного Тюренна отличали проявления гуманности, Луи был любопытен до жестокости — Пьер Лене зафиксировал в своих мемуарах, как он однажды застал его за выкалыванием глаз воробью. Хотя, такие «опыты» могли способствовать и его интересу к науке.
Как принц крови, мальчик получил поистине блестящее образование, которое, впрочем, являлось традиционным по тем временам для его статуса. С 1630 по 1636 гг. он учился в иезуитском колледже Святой Марии в Бурже, где штудировал по мере желания и способностей латинскую классику, греческую философию и поэзию, риторику, логику, метафизику по Евклиду, географию, право, политическую историю, Святое Писание и древнееврейский язык. Попутно Луи осваивал фехтование и верховую езду. На высшей стадии обучения все лекции читали на латыни. Будущий Великий Конде не был особенно прилежным учеником, хотя латынь, риторику, философию и естественные науки осваивал с большим успехом. Уже в 10–11 лет он владел латынью настолько свободно, что еще в колледже написал сборник латинских стихов и пьесу на этом языке. Вольтер, которого трудно заподозрить в симпатии к нему, писал о принце: «…он не показался бы несведущим ни в одной из наук, ни в одном из искусств». Лафонтен, однако, спустя пятнадцать лет заметил: «Он очень любил аргументировать свою мысль, за исключением тех случаев, когда был вне себя» [25].
Герцог Энгиенский сохранил интеллектуальные вкусы на всю жизнь и долгое время считался вольнодумцем по религиозным вопросам. Его неумному характеру как нельзя более соответствовало разливавшееся широкой волной с начала XVII в. свободомыслие. Под именем либертинов (libertins) — вольнодумцев, людей освободившихся от подчинения канонам поведения в католицизме, объединялись свободомыслящие всех сортов: практические неверующие, скептики-философы, писатели, поэты. То были сторонники свободной, гедонистической морали, как правило, представители высшей знати и их клиентелы. Они создавали тайные сети дружеских связей, основанных на общности эротических вкусов. Можно сказать, во Франции существовала особая либертенская (или либертинская) субкультура. Либертинаж воплощал мечту человека о свободе, как желанной и недостижимой силе, способной преодолеть чувство потерянности и разочарования в этом мире. Ученый богослов Марен Мерсенн, напуганный этим потоком безбожия, грозившим положить конец господству церкви, разумеется, преувеличил, исчисляя количество атеистов в одном Париже в 1623 г. в 50000 человек. Тем не менее, опасность действительно существовала. Один из выдающихся богословских писателей Пьер Николь не уставал повторять:
