Сталин боялся оставлять в живых свидетелей и исполнителей своих злодеяний. Волны репрессии обрушивались и на сам НКВД. Жертвами палачей становились и честные сотрудники, не принявшие правил кровавой игры, и сами палачи. Периодические чистки в НКВД, не меняя сути этой организации, делали ее только более жесткой. Уничтожение Ягоды и его подручных, организованное по ими же ранее применявшимся сценариям, осуществлялось руками Николая Ежова, превратившего год 1937-й в слово нарицательное, в символ трагедии целого народа.
В тридцать седьмом за считанные месяцы число арестованных по политическим мотивам возросло в десять раз, тюрьмы были переполнены. Органам госбезопасности было разрешено применять пытки. Никто не мог чувствовать себя в безопасности, по Советскому Союзу растекся страх. И не только по Советскому Союзу. Ни одной из партий Коминтерна, чьи представители находились в Москве, не удалось избежать смертельных ударов, при этом особенно пострадали польская, германская, югославская, венгерская компартии. После этого вновь наступило время заметать следы, уничтожать палачей и фальсификаторов.
…Передо мной на столе лежат два архивных дела, относящихся к тем совсем недалеким 40-м годам. Одно из них — дело № 510, начатое 13 июня 1939 года, по обвинению Ежова, написавшего в анкетной графе «Профессия и специальность» — портной, слесарь, а в графе «Образование» — незаконченное низшее образование. От одного его слова зависела жизнь любого человека на 1/6 части суши планеты. В чем обвинялся убийца десятков тысяч людей? Ежову инкриминировалось, что, «являясь двурушником в рядах партии и примыкая сначала к «рабочей оппозиции», возглавляемой Шляпниковым, а затем (с 1928–1929 гг.) войдя в преступные связи с руководящими участниками троцкистской организации Пятаковым и Марьясиным, вел борьбу против ВКП(б) и Советского государства». Кроме того, Ежов обвинялся во «враждебной СССР шпионской работе» в пользу Польши, Германии и Англии, в руководстве «заговорщической организацией в органах и войсках НКВД», в насаждении «шпионских и заговорщических кадров в различных партийных советских, военных и прочих организациях СССР», истреблении преданных партии кадров, ослаблении воинской мощи Советского Союза, подготовке государственного переворота в СССР, организации террористического акта против руководителей партии и правительства во время демонстрации на Красной площади, в деятельности по ускорению разгрома китайских национальных сил, чтобы «облегчить захват Китая японцами и тем самым подготовить условия для нападения Японии на советский Дальний Восток», организации убийства неугодных ему людей, «могущих разоблачить его гнусную и предательскую работу»; наконец, в мужеложстве. Отвергнув на суде все эти обвинения, которые он признал на предварительном следствии, Ежов в то же время заявил, что «есть и такие преступления, за которые меня можно и расстрелять». Что же это были за преступления?
«Я почистил 14 000 чекистов, — говорил Ежов. — Но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил… Я давал задание тому или иному начальнику отдела произвести допрос арестованного и в то же время сам думал: «Ты сегодня допрашивай его, а завтра я арестую тебя». Кругом меня были враги народа, мои враги. Везде я чистил чекистов. Не чистил их только лишь в Москве, Ленинграде и на Северном Кавказе. Я считал их честными, а на деле же получилось, что я под своим крылышком укрывал диверсантов, вредителей, шпионов и других мастей врагов народа».
Кровавый театр абсурда… Ежова расстреляли. Вот такие люди с извращенной психикой вершили судьбами страны, были и судьями, и палачами, и неизбежными жертвами.
И второе дело, если можно назвать его делом — в нем всего десяток страничек, — относится к моему деду.
27 августа 1937 года на основании постановления «тройки» управления НКВД Западно-Сибирского края (ЗСК) подвергнут (без указания статьи) высшей мере наказания — расстрелу с конфискацией имущества Бакатин Александр Петрович, русский, беспартийный, образование среднее, женат, работал бухгалтером в «Заготзерно», арестован 27 июля 1937 года.
Согласно обвинительному заключению, Бакатин признан виновным в том, что он являлся активным участником созданной Волконским и Эскиным на территории Западной Сибири кадетско-монархической повстанческой организации.
Дед был реабилитирован в 1966 году. Как показала проверка, указанной в обвинительном заключении организации не существовало. Материалы о ней были сфальсифицированы бывшими работниками УНКВД ЗСК. «Чекистам» надо было выполнять «разнарядки по расстрелу». Для «счета», как и многие другие, был расстрелян и мой дед.
Два дела. Жертва и палач, сам ставший жертвой. Кого из них жалеть, кого ненавидеть? Казалось бы, все ясно. Но странно, ненависти у меня нет. Наверное, потому, что невозможно ненавидеть историю своей Родины. Ее надо знать, какой бы она ни была. Нельзя, преступно скрывать историю народа от народа. Но ведь скрывали и скрываем, как можем, до сих пор. Казалось бы, и комидеологи исчезли либо переквалифицировались в президентов, а потихоньку скрываем. Зачем? Из благих побуждений? Уберечь людей от страданий, крушения «идеалов» и «идолов»? А может быть, из страха, боязни возмездия за грехи наших партийно-чекистских предшественников? Не знаю. Но от тайного шлейфа злодеяний и беззаконий, тянущегося из прошлого за КГБ, можно избавиться, только полностью сказав всю правду, какой бы горькой она ни была. Реабилитация невинных жертв — дело святое, но это еще не вся правда.
Итак, ликвидация Ежова и его ближайших помощников в 1930–1940 годах вновь ничего не изменила: взошла звезда Лаврентия Берия, имя которого и после смерти Сталина внушало ужас и простым смертным, и сильным мира сего из окружения «вождя народов».
В годы жестоких испытаний в период Великой Отечественной войны, когда все усилия народа были напряжены во имя достижения победы, маховик политических репрессий продолжал безостановочно работать, истощая и без того скудные жизненные силы страны. НКВД беспрекословно осуществил решение правительства о выселении с исторической родины и других мест постоянного проживания на восток — калмыков, карачаевцев, чеченцев, ингушей, балкарцев, крымских татар, турок из Месхетии, немцев Поволжья. Без домашнего скарба, в холодных вагонах людей везли в Сибирь, где многих ждала смерть от голода и холода.
Страна выстояла и победила в войне. Но радость победы и тяготы восстановления не могли остановить машину террора. Процессы 1946 года по делам молодежных групп, самостоятельно изучавших философию, литературу, историю; борьба с «космополитизмом»; «Ленинградское» и «Мингрельское» дела, «дело врачей-отравителей» — вот только некоторые наиболее известные процессы послевоенных лет. А сколько было других, малоизвестных, но от этого не менее трагичных.
