Акушер-гинеколог — это Рахманов Александр Иванович (1861-1926). По его инициативе и был построен тот родильный дом, на 2-й Миусской. В нем, в частности, впервые детей отделили от матерей в специальное помещение для новорожденных. Сегодня это норма, а тогда было серьезным новшеством, спасшим жизнь многим детям. Вообще Александр Иванович немало сделал по организации родовспоможения в России, организовал первое Общество охраны материнства, создал Институт акушерства и был его первым директором.
Купчиха — это Абрикосова Агриппина Александровна, жена того самого Абрикосова А.И., который стал родоначальником целой династии известных купцов и предпринимателей, медиков, артистов, ученых.
Младшая из двадцати двух (!!) их детей Абрикосова София Ивановна — жена врача Рахманова. И неудивительно, что Агиппина Александровна пожертвовала зятю на строительство роддома 100 тыс. золотых рублей — деньги по тому времени немалые. Построенный роддом по праву стал носить ее имя.
Революционерка — это Крупская Надежда Константиновна, жена Ленина. Бог, увы, не дал ей познать радости материнства, а посему к родильным домам вообще и к этому, в частности, никакого отношения не имела, разве что как замнаркома... просвещения.
После Октября 1917, когда советская власть избавлялась от проклятого прошлого во всех его проявлениях, ничего оригинальнее не придумали, как сделать тот роддом «им. Н.К.Крупской». В 1994 году дому вернули его законное имя — А.А. Абрикосовой.
(1-7-9)
В 1918 году о Московском Высшем техническом училище дипломные проекты защитила звездная группа учеников Николая Егоровича Жуковского: Туполев, Стечкин, Александр Архангельский, Владимир Архангельский, Климов.
Всем им суждено было, без преувеличения, сыграть выдающуюся роль в истории авиации. А если быть точным, то всем, кроме одного.
Кто же он — этот один, и почему так получилось? Ведь все они были, безусловно, талантливы, любимы Николаем Егоровичем Жуковским, всем им он предоставил равные стартовые условия: в декабре того же года, когда был организован Центральный аэрогидродинамический институт — ЦАГИ, Жуковский взял их туда и сделал своими непосредственными помощниками.
А «этот один» — Архангельский Владимир Александрович (1895-1958). Он даже стал первым выборным директором ЦАГИ.
Но его влекла... музыка. И еще как!
Уже будучи директором института, он поступил в консерваторию и, имея персональный автомобиль, стал регулярно приезжать туда, чтобы заниматься с ее ректором, пианистом Константином Николаевичем Игумновым.
Здесь, наверное, уместна небольшая «информация к размышлению».
Владимир Александрович был женат на Марии Александровне Скрябиной (1901 -1989), дочери известного композитора Александра Николаевича Скрябина (1871-1915), что, надо думать, и помогло Архангельскому обрести такого учителя как Игумнов.
Итак, студент консерватории и он же — директор ЦАГИ. Такая двойная «игра» долго продолжаться не могла. Но как не отговаривали талантливого авиаконструктора отказаться от ухода в музыку, он, в конце концов, предпочтение отдал ей. Кончил консерваторию, стал доцентом, ассистентом замечательного пианиста Владимира Владимировича Софроницкого (1901-1961), с которым его связывала большая дружба.
Пианист и педагог Павел Васильевич Лобанов, хорошо знавший Архангельского, рассказал мне, что перед тем, как бросить ЦАГИ, а это произошло в конце 20-х годов, Архангельский с прицелом на будущее сконструировал себе фургон, на котором можно было возить кабинетный рояль «Стенвей».
У рояля внизу, в деке, он просверлил два отверстия, назначение которых объяснял так: «Когда приезжаю куда-то в холодную погоду, то, не открывая крышки, ставлю под отверстия зажженные керосиновые лампы и таким образом прогреваю рояль, чтобы струны не запотели».
До самой войны ездил он на своем фургоне с концертами по городам, деревням, популяризируя классическую музыку. Однажды добрался до Дальнего Востока, где на границе с Китаем его задержали, подозревая в шпионаже, правда, ненадолго.
(1-7-10)
Миртов О. (1875-1939) мужчина только по псевдониму. «Его» настоящее имя Розенфельд Ольга Эммануиловна.
Ольга была внучкой П.Л.Лаврова, одного из известнейших идеологов революционного народничества, который для своих публикаций и придумал псевдоним «Миртов».
После смерти Лаврова, о чем Ольга Эммануиловна узнала в Сибири, где отбывала ссылку за «левые» убеждения (наверное, тоже наследственное), в память о деде стала свои романы, рассказы, пьесы подписывать Миртов О.
(1-9-4)
На Новодевичьем таких трое:
личные шофера Ленина
Гиль Степан Казимирович (1888-1956) (С 1261-4)
Горохов Лев Тимофеевич (1887-1968) (С 13024-4)
и личный... кучер игуменьи Новодевичьего монастыря Русанов Василий Павлович (1866-1929) (1-10-4)
Разрешение захоронить на Новодевичьем прах Кагановича Лазаря Моисеевича (1893-1991), одного из ближайших соратников Сталина, дочь получила довольно просто, безо всяких ходатайств.
Ну и что в этом удивительного?
Когда умирал коммунист с партстажем 50 лет, разрешение похоронить его на Новодевичьем давали, как правило, автоматически, а ведь Каганович был в партии целых 80 (!!). Но
...В 1957 группа «Молотов, Маленков, Каганович и примкнувший к ним Шепилов» проиграла схватку за власть. Из партии их исключили и лишили высоких постов. До конца дней своих Каганович так и оставался не просто беспартийным, а еще и с клеймом участника «антипартийной группы».
И такого на Новодевичье?
Его дочь все это учла и поступила мудро. В письме в Моссовет она ни одним словом не обмолвилась о деятельности отца, о его былых заслугах, партийном стаже, а просто испрашивала разрешение похоронить его как мужа Каганович Марин Марковны (1894-1961), в ее могилу.
Просьба такая была «обречена» на успех. И (по Высоцкому) «... в землю лег еще один на Новодевичьем мужчина...»
(1-10-13)