Сравнение нашли очень удачным и дружно посмеялись, а Соня, покраснев до ушей, готова была уже обидеться, как дядя добавил:
— Но очень красивые и очень зеленые…
После обеда Федор Федорович, усевшись на маленьком угловом диванчике в гостиной, посадил девочку к себе на колени.
— Ну, давай знакомиться, мадемуазель моя племянница, — сказал он и стал расспрашивать ее, чему она учится, что читает.
С этого дня повелось: едва отец и мать отправятся соснуть после обеда, Федор Федорович с Соней принимаются за свои «научные беседы». Дядя предпочел ее Анюте! Могла ли она не полюбить такого доброго человека! И с нетерпением ждала девочка часа, когда дядя принадлежал ей одной.
Но однажды приехали соседи-помещики к привезли свою дочь Олю — Сонину сверстницу. Раньше Соня радовалась гостье, ради которой отменяли даже уроки, а теперь взволновалась: как же будет после обеда? Но дядя, ее дядя, не только пригласил маленькую гостью на их диванчик: когда вознегодовавшая Соня отказалась сесть к нему на колени, он тут же усадил на ее место Олю. Не помня себя от ярости, Соня кинулась к коварной гостье, укусила ее обнаженную ручку, на секунду замерла от ужаса, а потом от невыносимого стыда бросилась вон из гостиной. До нее донесся дядин возглас: «Злая, гадкая девчонка…» Ну, вот и все. Больше ничего, ничего не будет… Опять одна, нелюбимая, презираемая.
Но, как часто бывает на свете, все ее муки оказались ни к чему. Ни дядя, ни Оля никому не сказали о происшествии. Все вокруг было как прежде. Лишь в детском сердце осталась безнадежная пустота. Соня больше не любила пренебрегшего ею дядю. Такою была она с детства до конца жизни.
Крепко привязалась Соня к другому дяде — брату отца, Петру Васильевичу Крюковскому. Красивый, величественный старик, с чеканным профилем, с седыми клочковатыми бровями и глубокой складкой на лбу, казался на первый взгляд суровым. Но глаза, кроткие «глаза ньюфаундлендской собаки», открывали его детское простодушие.
Дядя пользовался репутацией чудака и фантазера, человека «не от мира сего». Жену его крепостные задушили за жестокость; имение свое он отдал сыновьям, оставив себе гроши, которых не хватало даже на страстно любимые книги, и гостил в Палибине неделями.
С ним было весело и уютно. Петр Васильевич просиживал в библиотеке целыми днями, забравшись с ногами на большой кожаный диван, и читал, читал запоем. Его интересовало все; «Что-то нового затевает этот каналья Наполеошка?», «Что делает Бисмарк?» Всех английских чиновников в Индии за их произвол он «приговаривал» к повешению. Глядя на мисс Смит, свирепо кричал: «Да, всех, всех!» — и стучал кулаком по столу так, что бедная собачонка левретка Гризи нервно вздрагивала. За столом при нем всегда возникали жаркие политические споры.
Но больше всего занимали его описания научных открытий. Соня любила сидеть с дядюшкой вдвоем в библиотеке, играть с ним в шахматы и слушать его нескончаемые захватывающие рассказы.
Сам ребенок, Петр Васильевич не замечал разницы в годах и часто развивал перед племянницей свои идеи социальных преобразований, говорил о путях науки, открытиях. Артиллерист в прошлом, он увлекался математикой, особенно ее философской стороной. От него Соня впервые услышала о квадратуре круга, о бесконечности и асимптотах — прямых, к которым кривая постоянно приближается, никогда их не достигая. Эти рассказы горячили и без того возбужденную фантазию девочки, внушали благоговение к «науке высшей и таинственной, ведущей в чудесный мир, закрытый для простых смертных».
С математикой, еще не зная ее, Соня соприкоснулась рано. Когда Крюковские собрались переезжать в деревню, они заново обставляли и оклеивали обоями комнаты палибинского дома. На одну из детских не хватило обоев. Выписывать их из Петербурга было сложно. Решили до удобного случая покрыть стену простой бумагой. На чердаке нашли листы литографированных лекций Остроградского о дифференциальном и интегральном исчислении, приобретенные когда-то Василием Васильевичем.
Соня заинтересовалась странными знаками, испещрявшими листы. Она подолгу простаивала перед ними, пытаясь разобрать отдельные фразы, соединить страницы. От ежедневного разглядывания вид многих формул, хотя они и были непонятны, запечатлелся в памяти…
До появлений в Палибине Иосифа Игнатьевича Малевича Соню, кроме музыки и языков, ничему не учили. Изредка ее приводили на уроки не желавшей учиться Анюты, чтобы семилетняя девочка посрамила своими ответами четырнадцатилетнюю сестру.
Иосиф Игнатьевич Малевич принадлежал к тому типу домашних учителей-наставников, которые исчезли вместе с дворянскими гнездами. Сын мелкопоместного шляхтича из местечка Креславка Витебской губернии, Малевич, родившийся в 1813 году, окончил шестиклассное училище и по призванию посвятил себя педагогической деятельности, обучая детей помещиков. Долго жил он в доме И. Е. Семевского, готовил в учебные заведения шестерых его сыновей, один из которых, Василий Иванович, стал известным историком-славистом, а другой, Михаил Иванович, литератором, издателем журнала «Русская старина».
Аккуратный, внешне даже несколько педантичный, Малевич отдавался своему труду с увлечением; читал педагогические статьи и книги, любил детей и находил к каждому из них особый подход. Обязанностью домашнего учителя он считал воспитать трудолюбие, пробудить способности, какими природа наделила ребенка.
С первых же уроков Малевич признал, что Соня очень внимательна, редкостно понятлива, исполнительна и трудолюбива. У него был свой метод обучения. Важнейшим из предметов он считал русский язык, помогавший развивать и мышление и дар речи. Соня с удовольствием писала под диктовку учителя, письменно излагала содержание прочитанных рассказов и сама отыскивала свои ошибки. Малевич упражнял ее в декламации, преимущественно басен Крылова, находя, что язык Крылова совершенствует произношение, дает естественность интонаций, а ученица сама делала вывод о мысли басни и запоминала идиомы.
Так, не торопясь, занимались они русским языком три с половиной года, изо дня в день. Затем девочка перешла к изучению словесности по книге «Опыты обозрения русской словесности» Ореста Миллера, охватывающей период с древнейших времен до XV века.
По настоянию Иосифа Игнатьевича для его ученицы купили лучшую в те времена хрестоматию А. Филонова, в которой были собраны отрывки из классических произведений русской и мировой литературы. Изучая литературные жанры, Соня дополнительно читала много произведений русских авторов, полные собрания сочинений которых имелись в библиотеке отца, а для разбора и оценки их — статьи Белинского. Иногда Малевич предлагал ученице высказать свое мнение о каком-нибудь известном романе, и прежде чем она приступала к этой работе, просил устно изложить, что она собирается писать. Так, в глухом «генеральском медвежьем углу», оторванная от общения с внешним миром, девочка привыкала смотреть на жизнь глазами передовых людей.
