В 1943 году, после завершения битвы за Северный Кавказ, Щёлокова производят в полковники и назначают заместителем командира по политической части — начальником политотдела 218-й стрелковой дивизии 23-го стрелкового корпуса. По своим заслугам и предыдущей должности он мог рассчитывать на большее, но, по-видимому, сработал отзыв инструктора Главпура Пахомова: «нач. политотдела стрелковой дивизии и не больше». Кстати, и Брежнева в начале 1943-го несколько понизили, перевели из заместителей начальника политуправления фронтом в начальники политотдела армии.
218-я стрелковая дивизия носила название Ромодано-Киевская. Она отличилась при освобождении города Ромодан, а затем при форсировании Днепра и в боях за Киев. Воинские заслуги Николая Анисимовича, о которых говорилось выше, связаны в основном с этим подразделением. В конце 1943-го было снято «заклятие инструктора Пахомова»: полковника Щёлокова назначили начальником политотдела 28-го стрелкового корпуса, в составе которого он участвовал в освобождении правобережной Украины, Польши и Чехословакии. Война для Щёлокова и его однополчан закончилась в Праге в мае 1945 года.
Через много лет, подводя итоги пути, Николай Анисимович запишет в своем дневнике (10.05.1979):
«Жизнь прожита не так уж и плохо. Были удачи и неудачи, были и ошибки, сделанные тобой по молодости, а больше, безусловно, по незнанию. Самое же главное: ты не прятался за спины других, был впереди, на виду вместе с лучшими своими друзьями. Ты и на фронт ушел добровольцем, хотя имел и „броню“ от призыва, и командировочное предписание как специалист-металлург, которому предложено ехать на Урал вместе с эвакуированными заводами…»
Не подлежит сомнению, что Николай Анисимович Щёлоков в 1941–1945 годах достойно проявил себя и в тылу, и на передовой.
Политрук на фронте. Задержимся на этой теме.
Кем мог пойти на фронт гражданский руководитель достаточно высокого звена, скажем, городского или областного, без специальной военной подготовки? В политические органы, скорее всего.
Строевики с достаточным уважением отзываются о политруках, с которыми или под командованием которых им пришлось воевать. Разумеется, о тех, кто достойно выполнял свою работу.
Здесь уместно предоставить слово участникам войны — ветеранам МВД. Рассказывает П. Г. Мясоедов, генерал-майор внутренней службы, доктор военных наук. Павел Георгиевич больше десяти лет проработал под непосредственным руководством министра Щёлокова. Его оценки нам не раз понадобятся и в будущем. Представим его подробнее.
«Я ушел на фронт в 1941-м, лейтенантом. Наш выпуск военного училища весь отправился на передовую. До буквы „М“ — защищать Ленинград, остальные легли под Москвой. До января 1945-го я практически не вылезал из боев. Командир взвода, роты, батальона, замначполка. И только один раз был ранен снайпером! В землянке отлеживался? Нет, все время жизнь висела на волоске. Помню, какая-то неведомая сила вытащила меня из щели, и через несколько секунд туда попал 150-мм снаряд.
Так вот, о политруках. Их на фронте погибло не меньше, а то и больше, чем нас, командиров. Был у нас такой — Брыкин. Я командир взвода, а он — парторг роты, то есть надо мной. Потом я поднялся выше, заместителем командира батальона. Неважно. В 1942 году лежу в госпитале. Он приходит. Мне 19 лет, а ему за 30. И вдруг говорит: „Завидую я тебе, Паша“. — „А чего мне завидовать?“ Мы ведь иной раз в атаку вместе шли, я с одного фланга бойцов поднимаю, он — с другого. „Да ты, Паша, не понял самого главного. Я потому тебе завидую, что ты окапываешься, как солдат. Бежишь быстро, знаешь, когда падать, когда подниматься. Я бежать так не могу. Стрелять, как ты, не могу. Народ зажигаю: давай, ребята, воюй! А сам в атаке мало на что годен…“ Я тогда подумал: а ведь действительно, его не учили воевать, он пришел после гражданского вуза, может быть, берданку от перданки отличить не мог. Назначили командиром. „За Родину! За Сталина!“ — иди и умирай.
Нет боеприпасов. Кого за ними послать? Зам по строю убит, самому нельзя. Значит — политрука. Я много комиссаров на фронте пережил. Все они были очень разными и в чем-то одинаковыми. Кокшаров — добрый человек, отменнейший. Куда ни пойду — везде Кокшаров на пенечке сидит с красноармейцами, улыбается, утешает. Разъяснительную работу ведет. Помню, пришло к одному из наших офицеров письмо от жены. Она просит его: сходи к командиру, может, поможет. Ее подруга пришла получать деньги за мужа, а ей отказали, потому что тот убит — не положено. Она не может понять — как такое возможно? Советуемся с комиссаром, что делать будем? Какие-то он шаги предпринимал, я не помню, чем история кончилась.
Но в семье не без урода. Ближе к концу войны прислали нам комиссара Солнцева. Приходит раз паренек, который со мной с 1941 года воевал. Говорит: „Товарищ майор, я не кляузник, вы меня знаете. Но вот капитан Солнцев… Каждую посылку, которую мы получаем, раскрывает, берет оттуда платки, кисеты. Нехорошо о нем стали говорить“. — „Молодец, спасибо. Только помалкивай о нашем разговоре“. Вот негодяй! Девчонка вышивает кисет, присылает бойцу на память, а этот тип его отнимает… Я тогда за голенищем сапога носил плетку — старшие товарищи научили. На лошадях ведь ездили. Кончики кожи на плетке зажаты пулями. Иного, если заслужил, можно и по сраке — это называлось „личное общение с командиром“. И я своего зама по политчасти этой плеткой протянул. После чего звоню полковому комиссару и прошу убрать от нас Солнцева. Тот всё понял, и на другой день Солнцева у нас уже не было.
Я больше скажу: командиром на войне мог стать почти любой, а вот комиссаром — нет, далеко не любой. Ближе к концу войны политработников стали очень внимательно подбирать. К суетному командиру направляли спокойного, стабильного политрука. Вообще был очень простой признак: если командир и комиссар живут в одной землянке — значит, в части порядок. Я Щёлокова очень хорошо знал. И скажу о нем: я бы с ним в одной землянке жил».
Рассказывает Василий Иванович Малютин, участник войны и Парада Победы на Красной площади в Москве, в 1961–1967 годах — начальник милиции города Тулы. На фронте — с марта 1942 года, был начальником артиллерийского расчета, помощником командира минометной роты по политчасти, командиром роты тяжелых танков…
«Работа политрука на фронте, — говорит Василий Иванович, — не имела пределов „от“ и „до“. Политрук должен во время боя показать образец мужества, подняться в атаку: „За мной!“ Кончился бой — командиры могут отдохнуть, а он обязан проверить, покормили или нет солдат, посмотреть, какое у каждого моральное состояние. Ведь как бывало: приходит маршевая рота — пополнение. Потери у нас большие. Командир батальона распределяет, кому в какой взвод идти. И сразу в бой. Одного убили, другого ранили и повезли в госпиталь, третий подвиг совершил, а их фамилии еще не успели узнать. Не случайно после войны Верховный издал приказ наградить всех солдат, которые не имели наград. Политрук и должен знать, где боец, как его зовут, что с ним. Эта работа была не каждому по плечу».
