Пока стараюсь не считать дни, чтобы плавание не тянулось нескончаемо долго. Хочется, чтобы оно пролетело быстро, как сон без сновидений — лег, заснул, а проснулся, чтобы пришвартоваться к родному пирсу».
Мечты, мечты. Таковыми они и останутся. Ведь есть события, которые ты обязан прожить в активном режиме, а то ведь так и вся жизнь пройдет зря, пойдет не впрок. Хотя каждому в разлуке мечтается, чтобы время пролетело быстрей, и мы его торопим и всячески понукаем, а оно словно специально замедляет свой ход, чтобы мы эту чашу испили до дна.
«23.12.1978 г., московское время 0310
Охотское море
У нас все по-старому, если не считать того, что вчера над моряком была произведена успешная хирургическая операция — удаление аппендицита.
Операцию произвели нашему мичману, которого затем высадили у Магадана, так как он не мог нести вахту, да и реабилитационный период требовал иных условий пребывания.
Только что проверили несение моей вахты. В мой адрес была масса вопросов, но еще больше я «заливал» в ответ. Когда дежурный уходил, мои ответы неслись ему вослед, и он, уже просто убегая, только и твердил одно и то же:
— … есть, … есть, … есть.
Сейчас даже самому смешно.
Лучшая защита — это нападение. Да и желание свести к абсурду некоторые житейские или служебные ситуации иногда во мне присутствовало. Теперь-то я понимаю, что это было проявление глупого молодого фрондерства против природы вещей, не милых мне. Я тогда воспринимал это как защитное свойство психики. Кто его знает, что это? Как говорит преданный мне человек: «Что выросло, то выросло».
Вчера осилил интересную книгу без обложки, автором которой является Финк, об Иностранном легионе Франции. Ее я обменял у Голубы (мичмана Анатолия Голубкова) на книгу и два номера ИЛ (в то время популярнейший журнал «Иностранная литература»).
Друзья-соратники
Уж коль я коснулся мичмана Анатолия Давыдовича Голубкова, то хотелось бы сказать о нем пару слов. Анатолий был ниже меня ростом, но чуть коренастей, до службы на флоте занимался боксом. Округлое лицо и легкий разрез глаз говорили о том, что в его кровь попала азиатская составляющая. У нас обоих на щеках играл яркий румянец. Нрава он был веселого и бодрого, прямо жизнерадостный человечек. У нас с ним были дружеские отношения, да и жены наши тоже сблизились.
Анатолий и его супруга подобрались что называется два лаптя пара — оба неунывающие, немного беспечные люди с прекрасным чувством юмора. Он родом из Новосибирска, а она — из Хабаровска. На мой взгляд, своими характерами они отлично дополняли друг друга. Как-то у них сложилась жизнь в дальнейшем? Хотелось бы знать.
Однажды мы с Анатолием по его почину якобы подрались. Но конечно, это была не драка. Просто мы решили померяться силами, выяснить, кто круче: боксер или каратист. Тест-поединок состоялся в старой казарме. Толя был уверен в себе. Помню, он сразу принял стойку и начал скакать вокруг меня как на пружинках. Я поступил проще — пригнулся и снизу выстрелил ногой ему в лицо. В итоге у Толи под глазом «нарисовался» синяк. Результат поединка оказался не в пользу боксера. Уже потом на вопрос Баграмяна: «Ну, кто круче?» — Толя скромно потупил луч своего «прожектора» и ответил: «А что, сам не видишь?».
Вывод: Береги друзей — спутников детства и юности, позже их завести уже не удастся, потому что так устроена жизнь, где всему — свои срок и место.
Михаил Михайлович на правах старослужащего решился посоветовать ему:
— Никогда не нарывайся, — жаль, что поздно, постфактум.
Но если честно, то лично я детали этого случая вижу как в тумане. Их лучше помнит Баграмян, который любит об этом рассказывать. Отсюда две версии: или эпизод был для меня настолько проходным, что я на него просто не среагировал, или это уже легенда. В конце рассказа Михайлович обычно добавляет:
— Кстати, я ведь тоже кое-чем занимался.
И тут же рассказывает следующую историю, как однажды схватился с боцманом «на ровном месте». А как было не схватиться, если Витя Радзан опять выпил, пришел навеселе и начал искать приключения? Кстати, здесь надо отметить, что он всегда отличался занудливостью, ну есть такие люди. А алкоголь еще больше усугублял в нем это качество. И вот в тот раз он в хмельном дурачестве обхватил Баграмяна поперек талии, полагая, что легко справится с низкорослым, всего-то росту в котором 165 сантиметров, противником. Однако в виду своего деликатного состояния боцман замешкался. Этим воспользовался Баграмян, без промедления взял его перекрестным захватом за пояс и совершил оверкиль, то есть перевернул вниз головой. Сказкин — Рассказов, старший трюмный специалист (в 1-м отсеке), — который при этом присутствовал, испугался за глупого нашего боцмана, и начал просить за него:
— Михайлович, не бей его! Он и так не в себе. Отпусти.
Баграмян и отпустил. Подвыпивший боцман воткнулся головой в землю. Затем, приняв горизонтальное положение, как гадюка с вырванным жалом отполз в сторонку, чтобы больше не нарываться на неприятности.
Сегодня суббота. Помню, когда был маленьким и учился в интернате, для меня этот день был праздником. Приходила мама и забирала меня домой аж до понедельника. А сейчас я хандрю: что суббота, что воскресенье и даже Новый год — все едино как обычный будний день».
Да, для нас в море многие сутки слились в один непрерывный рабочий день, как на Севере, где незаходящее солнце освещает пространство не один месяц.
«24.12.1978 г., московское время 0010
Охотское море
Сегодня ровно пять месяцев, как мы с тобой знакомы… »
Наряду с отсчетом дней пребывания в автономке я отмечал время нашего с Леной знакомства. И полгода не прошло, а мы уже были в браке.
О пользе отсутствия
Под водой вся предыдущая жизнь казалась отрезанной, ушедшей далеко-далеко назад и оттого милой до щемящей боли в душе. Мы вспоминали ее с благоговением, как будто возвращение нам не светило. В воображении я часто видел осень, желтые листья, медленный тихий листопад и моросящие дожди…
Как-то по всей 4-й флотилии на целый месяц объявили организационный период. Для служивых людей, притерпевшихся, в этом акте командования ничего необычного или удивительного не было. По их мнению, такое иногда случается и закономерно должно восприниматься с пониманием. Свое отношение к происходящему они формулировали лаконично: «Дабы служба медом не казалась!». Зато для нас, молодых, подобные явления были как очередное стихийное бедствие, насланное флотской организацией, со всеми вытекающими последствиями: различными планами, мероприятиями и такими запретительными санкциями, как посещение жен и прочего женсостава на дому.
